Монастырь святого Лота в Дейр-Айн-Абата, Иордания

Монастырь святого Лота. Современный вид с дороги со стороны Мертвого моря

Антон Поспелов

​От переводчика

22 октября Церковь вспоминает праведного Лота, семью которого ангелы вывели из обреченного на уничтожение Содома. Согласно Писанию, после разрушения Содома и Гоморры Лот с дочерьми ушёл сначала в Сигор, а затем переселился в горную пещеру неподалеку оттуда (см. Быт. 19:30). Память об этом событии передавалась из уст в уста, пока не была записана Моисеем в книгу Бытия. С древних времен пещера, в которой Лот жил с дочерьми, была местной достопримечательностью, а затем, в византийские времена, — объектом паломничества. И даже в XII веке, когда несчастная Святая Земля уже стала ареной борьбы между крестоносцами и мусульманами, русский игумен Даниил ещё мог свидетельствовать «о гробе Лота, находящемся в Сигоре». Однако по прошествии времени, из-за войн, землетрясений и бесконечных неурядиц на Ближнем Востоке, само место постепенно забылось, и археологи нового времени безуспешно пытались найти Пещеру Лота где-то к юго-востоку от Мертвого моря...

Положение изменилось в середине XX века, когда достоянием общественности стала отреставрированная мозаичная карта VI века, покрывающая пол церкви святого Георгия в иорданском городе Мадаба. На этой карте изображено более 150 объектов Святой Земли, то, как они выглядели и назывались во второй половине VI века, и среди них — город Сигор и святилище Лота. Новые данные позволили локализовать поиски. Вскоре они увенчались успехом, и в 1986 году Святилище Лота, включающее пещеру и целый монастырский комплекс, было найдено, раскопано и до мельчайших подробностей описано.

В 2018 году автору этих строк посчастливилось посетить святыни Иордании по любезному приглашению Управления по туризму этой страны. Помимо Аль-Махтаса, Петры, Тель-Мар-Ильяса и других знаковых мест мы посетили и Дейр-Айн-Абата. История обретения Пещеры Лота произвела на меня огромное впечатление. Было ясно, что речь идёт об одном из наиболее значительных библейских археологических открытий XX века. В поисках более подробной информации мне удалось найти пространную статью «The monastery of Aghios Lot at Deir ‘Ain ‘Abata in Jordan» (2009) археолога Константина Политиса, который, собственно, и открыл, раскопал и описал это святое место.

Перевод сопровождается как иллюстративным рядом оригинальной статьи, так и фотографиями переводчика, сделанными в августе 2018 года. Стоит заметить, что на данный момент вид монастыря святого Лота сильно отличается от приведенных иллюстраций, поскольку, во-первых, за прошедшие годы мозаичные полы были аккуратно демонтированы и увезены в музей, а во-вторых, вокруг восстанавливаемых зданий был сооружен защитный павильон, существенно ограничивающий возможности съёмки.

Константин Политис

Монастырь святого Лота в Дейр-Айн-Абата, Иордания

Константин Политис — археолог, специалист по ранневизантийскому и раннеисламскому периодам. В 1988–2011 гг., будучи сотрудником Британского музея, он производил раскопки в Иордании и Омане. Наиболее важной работой Политиса стали открытие и последующие раскопки Святилища Лота на юго-восточном побережье Мертвого моря. Политис является основателем и председателем Эллинистического общества ближневосточных исследований (Hellenic Society for Near Eastern Studies).

В 1986 году во время археологических раскопок, проведенных в юго-восточной части Мертвого моря, были найдены развалины древнего объекта возле источника под названием «Айн-Абата» (‘Ain ‘Abata) в Гор эс-Сафи (Ghor es-Safi)[1]. Его расположение сразу же привлекло к себе внимание. После дальнейших исследований стало очевидно, что речь идёт о святилище святого Лота неподалёку от библейского города Сигор (Zoara / Ghor es-Safi), поскольку оно располагалось там же, где и храм, изображенный на мозаичной напольной карте VI века из иорданского города Мадаба[2]. Исследователи Библии и археологи, заинтересованные в выявлении более чем 150 мест, изображенных на карте Мадабы, искали это место десятилетиями[3].

Музей «В самом низком месте Земли» и монастырь святого Лота. Современный вид с дороги со стороны Мертвого моря

В течение года после обнаружения и идентификации Дейр ‘Айн ‘Абата (что переводится как «Источник игумена» по-арабски), для раскопок и изучения этого места была собрана международная команда археологов. Поддержка проекта поступила от Британского музея (Лондон), иорданского и греческого правительств, а также из частных источников. После более чем десяти лет раскопок и исследований, готовится к публикации итоговый отчет[4].

Участок расположен на крутом горном склоне в 3 км к юго-востоку от берега Мертвого моря. Первоначальная работа заключалась в составлении серии топографических карт и контурных планов и проведении поверхностных сборов[5]. С самого начала было ясно, что этот кажущийся небольшим участок необычен: во-первых, из-за его ненадежного с точки зрения обороны положения, а во-вторых, из-за богатства вымываемых на поверхность находок. Строительные камни, металлические и стеклянные изделия, элементы мозаики и керамические черепки были в изобилии разбросаны среди руин.

Первые годы раскопок в Дейр-Айн-Абата рассматривались как спасательные: основное внимание было сосредоточено на извлечении максимального объема информации из объекта, которому угрожала эрозия, а также соседство с деревней Сафи (Safi), растущее население которой расширяло свою сельскохозяйственную деятельность и постоянно искало древние сокровища.

Первая площадка, выбранная для раскопок, находилась внутри самой высокой сохранившейся стены участка, которая была ясно видна с дороги под горой. Ей оказалась часть арочного резервуара глубиной в 7 метров, покрытого пальмовыми стволами (некоторые из них сохранились на месте) и наполняемого при помощи сложной системы водосбора с отстойниками и внутренними каналами. Подобная конструкция для обеспечения водоснабжения необходима для поселений в засушливом климате южного Леванта (Левантом называют восточную часть Средиземноморья, в более узком смысле — территорию Сирии, Палестины и Ливана. — Прим. перев.), но для Дейр-Айн-Абата она была сравнительно большой.

В северо-западной части участка, богатой зольными мусорными отложениями, был вырыт котлован. Он был тщательно выкопан с использованием как сухого просеивания на месте, так и флотационной машины за пределами объекта (предназначенной для извлечения карбонизированного растительного материала). Эти процедуры позволили группе исследователей количественно оценить объём керамических, стеклянных и металлических предметов, а также останков животных и растений, чтобы проанализировать, какие виды тогда существовали и как они использовались в древние времена.

Исследования показали, что на рассматриваемом участке обитали и, вероятно, употреблялись в пищу лошади, ослы, крупный рогатый скот, свиньи, овцы, козы, косули и лани, лисицы, зайцы, домашняя птица, куропатки, перепела, каменные кроншнепы, бегунки (cursorius cursor), сизые голуби и малые горлицы, жаворонки, рыбы-попугаи, морские окуни и некоторые более мелкие пресноводные рыбы (вероятно, из местного источника)[6]. Ботанические находки включают оливки, финики, горький горошек, виноград, абрикосы, чечевицу, ячмень, пшеницу, огурцы и дыни. Эти результаты показали, что община, живущая в Дейр-Айн-Абата, имела относительно богатый рацион, включающий домашние и дикие виды растений, животных и рыб, некоторые из которых были за значительные расходы привезены из далеких стран, со Средиземного и Красного морей.

Керамические находки из Дейр-Айн-Абата включали лепные масляные лампы, кухонные горшки с крышками, чашки для питья, кувшины с надписями, чаши, кувшины, походные фляги паломников, фонари и изящные тарелки. Особое значение имели несколько сотен зеленых и коричневых глазурованных черепков, которые после проведения химических и технологических анализов оказались побочным продуктом получения глазури из соды и пепла на каменной посуде[7]. Этот новый тип ранневизантийской (ок. V–VII вв. н.э.) керамики Леванта проливает свет на технику глазурованной керамики всех периодов.

Другие находки, характерные для ранневизантийского периода, включали мраморные чаши, стеклянные сосуды и подвесные масляные лампы, медные и железные орудия, расписную штукатурку и около 3000 монет из медного сплава, включая два монетных клада.

Также был найден целый ряд прекрасных архитектурных фрагментов, в том числе блок с надписью на греческом языке, призывающей святого Лота благословить Созомена, Ульпиуса и некое третье лицо (имя неразличимо). Надпись была выполнена тремя монахами, которые, скорее всего, жили на этом месте. Это было первое решительное доказательство, указывающее на связь Лота с Дейр-Айн-Абата. Другой камень из южной апсиды храма содержал призыв на греческом к святому Лоту благословить строителя церкви. Третья греческая надпись, все еще находящаяся на месте с южной стороны центральной апсиды, также призывает святого Лота.

В 1991 году раскопки, проводимые непосредственно к северу от водохранилища, обнаружили храмовую трехапсидную базилику. Здание особенно хорошо сохранилось напротив восточного склона горы, где оно все еще возвышается над карнизом в том месте, где начиналась сводчатая крыша. Две упавшие и сохранившиеся до сего дня колонны предоставили жизненно важную информацию о точной высоте крыши. Полные раскопки и планировка пяти разрозненных слоев рухнувших деталей каменной архитектуры позволили произвести точную реконструкцию церкви. Характер обрушения и отсутствие на полу церкви многих объектов позволили сделать вывод, что храм был «мирно» заброшен и не пострадал ни от землетрясений, ни от захватчиков.

Вид на базилику святого Лота с северо-запада

Реконструкция базилики святого Лота

Базилика была вымощена четырьмя мозаичными панно, три из которых имели греческие надписи. Первое панно (из северного прохода, ведущего к Пещере), было украшено геометрическим узором из ступенчатых квадратов, алмазов и свечей. В его восточном конце перед входом в Пещеру имелась четырехстрочная надпись, обрамленная tabula ansata (tabula ansata — вотивная (обетная) табличка с «ласточкиными хвостами» по бокам — Прим. перев.) с именами епископа Иакова и игумена Созомена и указанием даты постройки (апрель 605/607 года). С технической точки зрения это панно было наивысшего качества среди найденных в этом месте.

Следом были раскрыты еще два мозаичных пола, относящихся, скорее всего, к тому же началу VII века. Один из них находился сразу после входа в пещеру и состоял из разноцветных беспорядочно расположенных мозаичных кубов, напоминающих естественный скальный конгломерат пещеры. Второй пол находится в алтаре храма и украшен типичными раннехристианскими византийскими мотивами, такими как птицы, ягненок и павлин, каждый — в окружении виноградных лоз. В центре, на том месте, где когда-то стоял алтарь, находится стилизованное изображение Чаши, а под ним — крест в круге надписью на греческом «ΤΕΛΟΣ ΚΑΛΟΝ (дословно: добрый конец, добрая кончина)». Что можно истолковать как пожелание, чтобы последние наши дни на земле были хорошими (Здесь сложно согласиться с автором, поскольку «τέλος καλόν» означает добрую христианскую кончину, а не «хорошие последние дни на земле». См. часть просительной ектеньи о «христианской кончине (Χριστιανά τά τέλη) живота нашего» — Прим. перев.).

Пожалуй, наиболее интересным является четвертое мозаичное покрытие, расположенное в церковном нефе. Оно содержит греческую надпись из шести строк, называющую окружного епископа и пресвитера Христофором, пресвитера и управляющего — Зиноном, а правителя — Иоанном, сыном Рабибоса. Также эта надпись описывает данное место как «святое», а церковь — как базилику. Мозаика датируется македонским месяцем Ксантикос (Ξανθικός, который примерно соответствует нашему маю месяцу) 691 года от Р.Х. Имя ризничего Георгия втиснуто в табличку, скорее всего, в последний момент, чтобы удовлетворить этого мелкого церковного служащего, который, по-видимому, изначально не был включен в список. Вся надпись заключена в прямоугольник, сбоку которого указано ещё одно имя — Иоанна, сына Сабинаоса, бывшего, предположительно, мозаичистом. Учитывая, что это имя — не греческое и оно было неправильно написано, можно предположить, что мозаичист говорил на местном семитском языке, подобном арамейскому.

Вид с высоты птичьего полета на базилику святого Лота, показывающий мозаичные покрытия

Эта надпись имеет большое значение по ряду причин. Описание церкви как базилики означает, что она была достаточно большой, чтобы вмещать паломников, в то время как для того, чтобы собраться небольшой монашеской общине, достаточно и часовни. Надпись определенно называет это место «ΑΓΙΟΣ ΤΟΠΟΣ» («святое место» по-гречески), что предполагает ассоциацию с библейским событием. Упоминание на мозаике семитских имен Рабибоса и Сабинаоса является четким свидетельством о существовании местных христианских общин. Наконец, примечательным является и сам 691-й год от Р.Х., когда храм был обновлен, поскольку он относится к периоду исламского правления династии Омейядов в Леванте (636-750 гг.). Тем самым политика религиозной терпимости и сотрудничества последних подтверждается в Дейр-Айн-Абата, как и в десятке других недавно раскопанных монастырей и церквей. Они свидетельствуют о динамичном развитии христианских общин в первые десятилетия правления Омейядов, таких как общины в Ум-эр-Расас (Um er-Rasas) и на горе Нево в провинции Мадаба[8].

Мозаичный пол нефа имеет один из самых свободных «текучих» цветочных орнаментов, известных в Леванте. Длинные расползающиеся ветви, увенчанные крупными оранжевыми листьями, напоминают расписные украшения на тонкой набатейской керамике. Действительно, этот мотив может означать, что преемство набатейских художественных стилей, идущих из Петры, продолжалось и в течение раннего исламского периода. Неудивительно, если эта мозаика была создана под подобным влиянием, так как само место находится относительно близко к Петре. Подтверждением этой теории могли бы стать найденные в Дейр-Айн-Абата «рогатые» капители, «зубастые» орнаменты на камнях, литые масляные лампы и характерная для набатейской материальной культуры изящная тонкостенная посуда.

К сожалению, мозаика нефа получила серьезные повреждения: примерно четверть её сползла вниз с горы после того, как рухнул западный фасад храма. Оставшийся пол опасно просел, и в 1994 году была поставлена серьёзная задача по его сохранению[9]. Первым шагом стало полное его удаление. После успешного выполнения данной задачи под ним был найден небольшой участок более раннего мозаичного пола, относящегося к более раннему периоду — 605/607 гг. от Р.Х. Не меньший интерес представляли и сами слои известкового раствора и брусчатки, на которых была закреплена мозаика. Удивительно, но в известковом растворе отчетливо виднелось несколько отпечатков ног древнего мозаичиста.

В северо-восточном конце нефа мы обнаружили остатки верхнего и нижнего уровней семигранной кафедры (амвона). Она была украшена резными панелями и семью небольшими гипсовыми колоннами, некоторые из которых декорированы крестами и виноградными лозами. Во время удаления мозаичного пола пришлось поднять кафедру. Под ней были обнаружены обрубки столбов лестничного пролета и следы более ранней кафедры, относящейся к мозаичному покрытию 605/607 гг. Непонятно, почему в 691 году мозаичный пол и кафедра были переделаны. Впрочем, и в других частях базилики были произведены ремонтные работы и изменения, которые также могли быть связаны с этим более поздним периодом реконструкции. Так, был замурован ведущий в гостиницу северный дверной проем, мозаичное покрытие алтаря имело следы ремонта, а стены и колонны были заново оштукатурены.

Алтарная преграда, отделяющая неф от зоны алтаря, была сделана из привозного белого мрамора. Несмотря на то, что она была разбита на множество частей, её восстановили в достаточной мере для того, чтобы распознать орнамент, состоящий опять же из крестов и виноградных лоз.

План базилики святого Лота

Южный придел базилики был вымощен плитами из песчаника, а не мозаикой. В восточном его конце была небольшая ниша, обрамленная двумя небольшими известняковыми колоннами. Это единственный участок храма, который был сильно разрушен ещё в древности. Многие из плит пола были вывернуты, словно там искали спрятанные сокровища. Весьма вероятно поэтому, что южный придел служил диаконником или церковной ризницей, в которой, как известно, могли храниться ценные вещи. К сожалению, там ничего не было найдено.

Несмотря на то, что притвор в западном конце базилики, составляющий почти четверть здания, полностью обрушился вниз по склону, сохранилось достаточно много частей фундамента, чтобы оценить размер западной части храма. Главный вход в базилику, вероятно, находился с юго-западной стороны рядом с водохранилищем. В ходе демонтажа разрушенной притолоки и дверного косяка было обнаружено более десятка резных деревянных дощатых фрагментов двери. Эта находка оказалась не только редкой, но и примечательной в силу того, что украшения из розеток повторяли орнаменты на строительных камнях и керамических сосудах этого места.

Надпись на мозаичном поле центрального нефа базилики святого Лота

На этом же участке были найдены и другие хорошо сохранившиеся органические находки. К ним относились кожа, веревки (некоторые были завязаны узлом), плетеные и тканевые фрагменты из хлопка, шерстяной пряжи и козьей шерсти (среди которых самые древние из известных образцов иката (икат — технология нанесения красителя на нитки до того, как соткана ткань — Прим. перев.)). Вероятно, самой примечательной органической находкой стал кусок пергамента, покрытый письменами V–VI в. от Р.Х. на раннехристианском палестинском арамейском языке, что свидетельствовало о наличии местного семитского населения.

К югу оттуда было также обнаружено более 900 крупных мозаичных фрагментов, которые когда-то покрывали входное помещение храма. Они были красиво украшены изображениями животных и цветов. На большой урне присутствовала надпись на греческом, называющая имена мозаичиста Космы, а также других церковных служителей. Это открытие оказалось ещё более важным, потому что мозаика была датирована 572/573 годом от Р.Х., когда церковь была «обновлена».

Вид с высоты птичьего полета на входное помещение (на переднем плане) и монастырский комплекс святого Лота

Однако средоточием всего комплекса должна была стать именно Пещера, обнаруженная в северном приделе базилики. Согласно 19-й главе библейской ветхозаветной книги Бытия, ранние христиане верили, что Лот и две его дочери жили здесь после их бегства из грешного города Содома и краткой остановки в Сигоре (Zoar). Будучи изолированными в горах, не имея контактов с другими людьми, дочери начали опасаться, что у них никогда не появится возможности найти мужей и продолжить свой род, поэтому они сговорились напоить своего отца вином и соблазнить его, чтобы произвести от него потомство. Плодами этого кровосмесительного сговора стали два сына: Моав от старшей дочери и Бен-Амми от младшей. Их потомки образовали библейские племена Иордана: моавитян на юге и аммонитян на севере.

Когда раскрыли вход в пещеру, оказалось, что он был сохранен до своей первоначальной высоты, но при этом не имел никаких признаков дверной фурнитуры. На капителях пилястр из песчаника с обеих сторон высечены восьмиконечные «мальтийские» кресты со следами красной краски. Притолока имела точно такой же высеченный крест по центру в обрамлении двух розеток также со следами красной краски. С южной стороны входа на оштукатуренной стене виднелось несколько процарапанных рисунков, крестов и граффити. На одном из них по-гречески написано имя местной христианки «Нестасии Зенобиус». На другом — исламская молитва на куфическом арабском языке.

Внутри пещеры было найдено множество керамических масляных ламп, начиная с IV века и вплоть до середины VIII и начала IX столетия от Р.Х. Обнаруженные нами на церковных полах лампы в стилистике поздних Омейядов и Аббасидов датируют последний период заселения этого места.

Дальнейшие раскопки пещеры обнажили ряд ступеней, ведущих в очень маленькую комнатку размером 2х2,5 м, вымощенную изящными белыми мраморными плитками. В ней не было никаких признаков алтаря или какой-либо другой обстановки. Это была простая комната в естественной пещере, которую ранневизантийские христиане почитали местом, где Лот и его дочери нашли убежище. Однако, почему византийцы решили почтить именно эту пещеру, когда поблизости есть и другие? Вероятно, существовала древняя традиция, сопоставлявшая это место с убежищем Лота.

Пещера Лота

Не следует недооценивать концепцию традиционных мест для подобных библейских событий. Устная передача информации была обычным делом в течение долгого времени, прежде чем люди начали использовать грамоту. Поскольку память об исторических событиях передавалась из поколения в поколение от уст к устам, эти события могли быть неверно переданы или изменены в соответствии с политикой своего времени. Некоторые факты, тем не менее, могли и сохраниться. (Устная традиция передачи именно Священного Писания предполагала не просто пересказ событий, но их дословное заучивание — Прим. перев.)

При раскопках ниже византийско-аббасидского уровня пола в пещере были найдены керамические и стеклянные масляные лампы, датируемые более ранним византийским периодом — приблизительно IV-VI вв. от Р.Х.

Ниже этого оказались прекрасные набатейские сосуды поздней Античности (от I века до Р.Х. до I века от Р.Х.), которые могли быть частью какого-либо подношения. Копая глубже, команда наткнулась на изящную керамическую чашу и медный обух топора в форме утиного клюва, датируемый Средним Бронзовым веком II периода (прим. 1900-1550 гг. до Р.Х.)[10]. Всего к северу от монастырского комплекса было обнаружено 18 пирамидальных гробниц, относящихся к тому же периоду (рис. 29-30)[11]. Эти гробницы являются единственными известными артефактами Среднего Бронзового века к югу от Мертвого моря. Некоторые ученые утверждают, что, возможно, это и была настоящая эпоха книги Бытия.

Копая вглубь дальше, команда обнаружила более дюжины керамических кувшинчиков и кубков I периода Раннего Бронзового века (прибл. 3300-3000 до Р.Х.), связанных с многочисленными погребениями (рис. 31). Они были окружены каменной стеной. Кремневые орудия, полностью сохранившийся кувшин с ковшом и чаши для питья, характерные для этого периода, свидетельствуют о трудовой деятельности к западу от стены[12]. Окончательные раскопки в Дейр-Айн-Абата позволили выявить полную протяженность византийского монастырского комплекса в честь святого Лота и его последующее заселение в период правления Аббасидов[13]. Непосредственно к северу от базилики была обнаружена трапезная с длинными скамьями и каменной печью 3-метрового диаметра. В верхних слоях, относящихся к периоду последнего заселения этого места, был обнаружен отлитый в форму кувшин начала IX века от Р.Х. с уникальной куфической надписью[14].

Вид от монастыря святого Лота на Север, в сторону Мертвого моря

Возможно, самым захватывающим открытием стало нахождение в заброшенной цистерне массового захоронения, содержащего останки 32 людей (28 взрослых мужчин, одной взрослой женщины и трех детей), большинство из которых, по-видимому, были монахами[15]. Одно из самых интересных заключений касательно этих скелетов состоит в том, что при жизни многие из их хозяев страдали серьезными заболеваниями. Похоже, что монастырь служил также и больницей, в которой ухаживали за слабыми членами общины. Рядом с общей погребальной камерой находилось несколько вырубленных в скале погребений, в которых находились останки четырех подростков, одного эмбриона и одного новорожденного. Они также могли быть приняты для захоронения рядом со святым местом в обмен на некоторую помощь монастырю.

Далее на север простирался открытый внутренний двор, ведущий к паломнической гостинице. Здесь была найдена надпись, упоминающая строителя Иоанна Прокопия. Северные стены ограды были раскопаны вместе с мусорной свалкой, богатой на информацию о VI–VII веках нашей эры.

Дейр-Айн-Абата, монастырская кухня и трапезная

Отождествление Дейр-Айн-Абата со святилищем Лота выявило не только единственную известную в христианском мире церковь, посвященную исключительно Лоту, но также помогла прояснить местоположение других объектов на карте Мадабы, таких как город Сигор (Zoara) и близлежащая река Заред (Zared)[16]. Другие объекты, такие как церковь святых Лота и Прокопия близ горы Нево, монастырь Святого Креста в Иерусалиме и мечеть в Бени-Наим (Beni Na’im) около Хеврона, которые также прославляют Лота, ссылаются на почитание Лота в районе Мертвого моря[17].

Пещера, являющаяся средоточием всего монастырского комплекса, была обжитой в течение длительного времени, что предполагало её продолжительное использование в качестве убежища. Поскольку к данному христианскому объекту был значительный интерес со стороны паломников, служащие там монахи должны были бы обслуживать и пилигримов, и больных. Исходя из этого, а также из археологических и архитектурных находок, можно сделать вывод, что этот монастырь был общежительного типа, где монахи собирались регулярно. Тесная связь монастыря с соседним городом Сигор прослеживается из недавних находок[18].

Исследования, проведенные с костями животных и останками растений из различных районов раскопок, дали первые научные данные относительно рациона питания монахов и паломников, и шире — Византийской общины на Святой Земле в период с VI по VII вв. от Р.Х. Тот факт, что потребление мяса было высоким, подтверждает теорию о том, что монастырь принимал паломников и больных, поскольку монахи-аскеты обычно мяса не ели.

Реконструкция монастыря святого Лота в 691 году от Р.Х. свидетельствует о том, что Христианство продолжало мирно существовать в Иордании и Палестине во времена ранних Омейядов вплоть до начала IX века от Р.Х. Арабские надписи в этом месте могут указывать на интерес мусульман к Лоту, который описывается в Коране (37:134) как пророк. В X веке от Р.Х. арабские писатели Якут и Ибн Аббас упоминают историю Лота и добавляют имена двух его дочерей как Рубба (Rubbah) и Сагур (Saghur), сопоставляя им два известных источника, у которых дочери Лота, как предполагается, и были похоронены[19]. Эти источники могут соответствовать двум основным источникам воды данного региона: один вблизи деревни Сафи, а другой — в Айн-Абата. Всё это, в сочетании с рассказами паломников, путешествовавших к Пещере Лота, таких, как святой Стефан Савваит (IX в.)[20] и русский игумен Даниил (нач. XII в.)[21], свидетельствует о продолжающемся почитании Лота как христианами, так и мусульманами в средневековый период.

Источники:

● Garitte, Saint Etienne: G. Garitte, Le debut de la vie de Saint Etienne le Sabaite. Analecta Bollandiana 77/facs. III-IV, 1959, 332-369.

● Wilson, Pilgrimage: C. W. Wilson (ed.), The Pilgrimage of the Russian Abbot Daniel in the Holy Land 1106-1107 A.D. Palestine Pilgrim’s Text Society vol. IV (London 1888) 47-48.

Публикации:

● Avi-Yonah: Madaba Mosaic Map: M. Avi-Yonah, The Madaba Mosaic Map. (Jerusalem 1954).

● Chlouveraki / Politis, Monastery: S. Chlouveraki / K. D. Politis, The Monastery of Agios Lot, Deir ‘Ain ‘Abata, Jordan. Newsletter of the European Center of Byzantine and Post-Byzantine Monuments 2, 2001, 48-59.

● Donner, Sanctuary: H. Donner, The Sanctuary of St. Lot. In: S. Kerner (ed.), The Near East in Antiquity 4 (Al Kutba, Amman 1994) 87-92.

● Freestone / Politis / Stapleton, Glazed Pottery: I. Freestone / K. D. Politis / C. P. Stapleton, The Byzantine Glazed Pottery from Deir ‘Ain ‘Abata, Jordan. In: E. Villeneuve / P. M.

● Watson (eds.), Colloquium on Byzantine and Early Islamic Ceramics in Syria-Jordan (IVth-VIIIth Centuries) [3-5 December 1994, Amman] (Beirut 2001) 197-205.

● Le Strange, Palestine: G. Le Strange, Palestine under the Muslims. A Description of Syria and the Holy Land from A. D. 650 to 1500 (London 1890) 286-292.

● MacDonald, Survey: B. MacDonald, (1992) The Southern Ghors and Northern ‘Arabah Archaeological Survey (Sheffield 1992).

● Najjar / Sa’id, Umayyad Church: M. Najjar / F. Sa’id, A new Umayyad Church at Khilda-Amman. Liber Annuus 44, 1994, 547-560.

● Piccirillo, Church St. Stephan: M. Piccirillo, Church of St. Stephan, Um al-Rasas. Liber Annuus 42, 1992, 199-225.

● Politis, Excavations 1988: K. D. Politis, Excavations at Deir ‘Ain ‘Abata, 1988. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 33, 1989, 227-233; 404-406.

● Politis, Excavations 1990: K. D. Politis, Excavations at Deir ‘Ain ‘Abata, 1990. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 34, 1990, 377-388.

● Politis, Excavations 1991: K. D. Politis, Excavations at Deir ‘Ain ‘Abata, 1991. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 36, 1992, 281-290.

● Politis, Excavations 1992: K. D. Politis, Excavations in 1992 and Restorations in 1993 at Deir ‘Ain ‘Abata. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 37, 1993, 503-520.

● Politis, Excavations 1994: K. D. Politis, Excavations and Restorations at Dayr ‘Ayn ‘Abata 1994. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 39, 1995, 477-491.

● Politis, Excavations 1995: K. D. Politis, Excavations and Restorations at Dayr ‘Ayn ‘Abata 1995. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 41, 1997, 341-350.

● Politis, Monasticism: K. D. Politis, Early Byzantine Monasticism in Southern Jordan. Studies in the History and Archaeology of Jordan 7, 2001, 585-589.

● Politis, Sanctuary: K. D. Politis, The Sanctuary of Agios Lot, the City of Zoara and the River Zared. In: M. Piccirillo / E. Alliata (eds.), The Madaba Map Centenary 1897-1997. Travelling Through the Byzantine Umayyad Period [Proceedings of the International Conference held in Amman, 7.-9. April 1997]. Studium Biblicum Franciscanum, Collectio Maior 40 (Jerusalem 1999) 225-227.

● Politis, Story of Lot: K. D. Politis, Understanding the Story of Lot. Inter-Faith Quarterly 2/3, 26 September-26 December 1996, 17-20.

● Politis, Survey and Rescue: K. D. Politis, Survey and Rescue Collections in the Ghawr as-Safi. Annual of the Department of Antiquities of Jordan 42, 1998, 627-634.

● Politis et al., Sanctuary: K. D. Politis, Excavations of the Sanctuary of Lot at Deir ‘Ain ‘Abata, Jordan (Amman 2009).

● Saller / Bagatti, Nebo: S. Saller / B. Bagatti, The Town of Nebo (Khirbet el-Mekhayat) (Jerusalem 1949).

Примечания:

[1] MacDonald, Survey.

[2] Avi-Yonah, Madaba Mosaic Map 42-43 pl. 4.

[3] Saller / Bagatti, Nebo 192-199. – Donner, Sanctuary 87-92.

[4] Politis et al, Sanctuary.

[5] Politis, Excavations 1988. – Politis, Excavations 1990.

[6] Politis, Excavations 1991, 284.

[7] Freestone / Politis / Stapleton, Glazed Pottery.

[8] Najjar / Sa’id, Umayyad Church 547-560. – Piccirillo, Church St. Stephan 46.

[9] Chlouveraki / Politis, Monastery.

[10] Politis, Excavations 1995, 341-342.

[11] Politis, Excavations 1994, 483-488. – Politis, Excavations 1995, 344-347.

[12] Politis, Excavations 1995, 341-342.

[13] Politis, Monasticism.

[14] Politis, Excavations 1994, 480-482.

[15] Politis, Excavations 1992.

[16] Politis, Sanctuary 225-227.

[17] Saller / Bagatti, Nebo 194-199.

[18] Politis, Survey and Rescue.

[19] Le Strange, Palestine 291-292.

[20] Garitte, Saint Etienne 365.

[21] Wilson, Pilgrimage 47-48.

---

Источник: Православие.Ru