Валаам: Записки уставщика Николая Сайки. Глава 6

Валаамский пароход с паромом на буксире, 20-е годы XX века.

Сайт Валаамского Спасо-Преображенского ставропигиального мужского монастыря продолжает публикацию воспоминаний уставщика Старо-Валаамского монастыря послушника Николая Сайки. В шестой главе рассказывается о том, как проходил сенокос в обители, о монастырских конюшнях и о торжественном праздновании Преображения Господня.

Глава 6.

Сенокос

Это происходит каждое лето. Когда во время сенокоса случается вёдро, безоблачная погода, в трапезной после благодарственной молитвы игумен предлагает братии святое послушание: «Святые отцы и братья, прошу вас всех принять участие в сенокосе как святое послушание». Естественно, указывается место сбора, если это недалеко, или сбор может быть на пристани, откуда пароход «Николай» или моторка потащит нас на пароме, т.к. всех пароход не вместит. К 12 часам все в сборе, включая игумена и наместника, все второстепенные работы в мастерских прекращаются, даже певчие, освобожденные от физической работы, идут на сенокос. Игумен и другие члены правления сидят на палубе парохода, прочие устроились на пароме, закрепленном за специальный большой крюк на пароходе пеньковым канатом. Рейс может составить 3-5 км. За это время не устанешь. В начале пути поем: «Достойно есть яко воистину блажити Тя Богородицу...» и если рейс длится больше получаса, то «Чудесный остров, Валаам». Нас, работавших на сенокосилке, было четверо: иеромонах Савватий, иеродиакон Герман, монах Евтихий и нижеподписавшийся. Мы были несменяемые косари, и у каждого были свои подчиненные, маленькие посланники, которые по утрам приводили из конюшни лошадей, а вечером отводили обратно. На сенокосилках работали монахи, следом шли послушники, подчищая пропущенные места, если нож косилки оставлял клочки несрезанной травы. Для этого у послушников были маленькие косы.

Я был помощником у иеромонаха Савватия; он научил меня работать на сенокосилке, и когда через пару лет один из нашей компании умер, остальные поставили руководству условие, что будут работать на сенокосилках только вместе с Николаем, т.к. с новичком будет много возни, покосов много, часто случается дождливое лето и поэтому нужны справные работники. Та же самая компания пахала и весной и осенью с теми же мальчиками-послушниками, ведущими под уздцы лошадь, монахи же направляли ход плуга.

Вернемся к сенокосу. Когда скошенная трава достаточно подсыхала, ее укладывали на подставки на случай дождя. В ведро, прежде чем отвезти сено на сеновал, его немножко перетряхивали. На такую работу годился любой, способный держать в руках грабли. Сушка сена проходила играючи, довольно длинная полоса скошенной травы переворачивалась быстро ставшими в очередь косарями.

Сенокос в монастыре.

Часть монахов работала на покосе уже, с раннего утра: те, кто косил и те, кто собирал траву в валики. Им привозили еду прямо на покос. Дневной чай в 2 часа тоже пили в поле. После этого начиналось копнение, собирание подсохшей травы в копны, и перевозка сена на сеновал. Это уже забота маленьких послушников. Транспортировка сена была очень несложной: под копну подводились две оглобли, копну перехватывали веревкой и не успеешь оглянуться, как сеновал уже полон. Так легко, без затруднений проходил сенокос, иногда торопились из-за надвигающегося дождя. Самое позднее в 6 часов возвращались домой.

В монастыре было 60 лошадей, и 40 коров, поэтому на зиму заготавливали сена много. Хотя летом коровы паслись на лугах, приходилось тем не менее прикупать на зиму в Салми или в Мантсинсаари 2-3 парома упакованного в тюки сена.

Итак, я рассказал, как в монастыре работали. Следует различать рабочих и молящихся монахов, т.к. богослужения шли своим ходом, а работы производились в основном днем, но у всех было обязательное послушание и это всех уравнивало.

Теперь я упомяну, как проходил в половине седьмого ужин.

Порядок был тот же, что и во время обеда, за исключением игумена, который вечером в трапезную не приходил.

После ужина во храме совершалось общее вечернее правило, другими словами, многоступенчатые вечерние молитвы, которые включали в себя 50 поясных поклонов с крестным знамением, многочисленные «Аллилуиа» с земными поклонами, после них безмолвные 100 Иисусовых молитв: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», затем снова «Аллилуиа» с земными поклонами, 50 поясных поклонов, 5 раз «Богородице Дево, радуйся...» и 5 земных поклонов. Псаломщик и монахи не запутывались в счете, у всех были четки со ста бусинками, каждая десятая из них покрупнее для контроля. Глядя со стороны постороннему это казалось своеобразной гимнастикой после ужина.

Наконец, правило подошло к концу, иеромонах встал на амвоне, произнес короткую ектенью, попросил у всех прощения, после чего надо было подойти к нему и получить последнее на сегодня благословение. Затем шли поклониться и приложиться к святым мощам преподобных Сергия и Германа, если служба шла в нижнем храме. Летом все богослужения совершались в верхнем храме, тогда специально не спускались в нижний.

Весной обновлялась дранка на кровле сеновалов и других построек. Я попал на работу по замене дранки на крыше главного здания в ските в Сюскюсалми, километрах в 30 от монастыря. Через месяц пароход пришел за братией и с вестью, что я, брат Николай, остаюсь здесь косить сено. Одному пришлось ухаживать за сенокосилкой и точить 2-х-метровые ее ножи. В нее запрягались две лошади, так что это была не игрушка. Так в монастыре приучали братию к разным послушаниям, говоря мирским языком, профессиям.

Как-то мне доверили пожарный пост на колокольне, тоже в порядке послушания. Летом иногда случались пожары.

Помню пожар на каком-то из островов как раз во время сенокоса. Собрали как можно скорее людей, я попал в их число. Пароход «Николай» доставил нас на место, брандспойтом усмиряли пожар, но т.к. он не везде доставал, приходилось таскать воду ведрами и на ночь остались еще там для страховки.

Когда мы утром вернулись домой, я свалился на лавку и проспал, не просыпаясь, сутки. Говорят, меня будили к обеду и ужину, но усталость брала свое.

В середине августа начиналась спешная уборка зерновых. Убирали хлеб жаткой, складывали в суслоны, сушили и молотили в риге. В сентябре подступало время уборки овощей, к своему сроку поспевал картофель, в октябре убирали капусту, шинковали, солили. В это же время начиналась уже пахота, где использовалась парная упряжка. У каждого пахаря был погонщик, для достижения ровного хода он по надобности подгонял отстающую лошадь. Вечером маленькие погонщики отводили лошадей на конюшню, с утра пригоняли опять на пашню. Работы шли одновременно во многих местах, нужда в несовершеннолетних помощниках была большая. Монахи были постоянно заняты в разных мастерских: металлических, деревообрабатывающих, покрасочных, бондарных, кузнечных и других, не говоря о поварах, пекарях и многих других, необходимых для жизнеобеспечения специальностях. Были и небольшие мастерские, где занято 2-3 человека.

Гончарная мастерская.

Конюх и кучер

Уход за лошадьми, как и все другие послушания, был интересным занятием. Больше всего мне пришлось иметь дело с молодыми жеребцами, их было восемь. Монах Вадим, кучер игумена, раздавал сено утром и днем, я должен был напоить лошадей и убрать стойло, у каждой было свое. Каждый день лошадей чистили, иных и мыли. Они тоже по природе разные, кто чистюля, а кто и грязнуля. Летом всех, моложе 2-х лет, грузили на паромы и отвозили на остров Байонный до осени. Монах Вадим на своем темно-коричневом жеребце возил игумена по разным скитам на праздники тамошних церквей, а также встречал и провожал архиепископа.

Иногда возили туристов в Новый Иерусалим, на дорогу уходило часа полтора. Я работал на сером, пятнистом Цыбике, красивом жеребце, которого старались заполучить для поездки туристы, тем более, что хорошая скорость дополнялась развевающимися на ветру длинными волосами послушника-кучера. Старшим конюхом был поляк по происхождению брат Флегонт. Я был у него в подчинении, в моем же подчинении - 50-60 лошадей в 4-х конюшнях. Летом, после дневных работ, лошадей выпускали в лес на выгон, огороженный забором. Впереди табуна верхом ехал маленький послушник, сзади 2 верховых, вторым из них - я.

Утром в 3 часа отправлялись в лес за лошадьми; уходило много времени, чтобы собрать их в конюшни, раздать овес, сено и напоить. К 6-ти часам они должны быть запряжены. Не у всех висели на шее колокольчики, таких было трудно разыскать на большой территории, особенно в дождливую погоду; в монастыре зонтики и плащи не водились. Укрощение и приручение к сбруе 2-х с половиной - и 3-х-летнего молодняка, выросшего на воле, было делом трудоемким. Сначала надо надеть уздечку, не все лошади относятся к этому спокойно. После этого через голову надевается хомут, на это молодняк реагирует особенно нервно: поднимает вверх голову, трясет ею, может встать на задние ноги. Тут лучше отскочить в сторону, если не хочешь отведать передних копыт. При благополучном исходе выше перечисленных операций можно начинать запрягать новоначального в сани, несмотря на то, что дело происходит летом, а не зимой. Вызвано это тем, что стук колес вызывает у молодняка страх, они пускаются галопом и часто переворачивают коляску.

Монастырский транспорт на причале.

Запряженная в сани лошадь летом быстрей устает, и бывает достаточно одного выезда, чтобы приучить ее к сбруе. При первом выезде правят двое, у каждого своя вожжа, но и то случаются неожиданности. У животных, как и людей, разные характеры. Небольшая, прыткая, но коварная лошадь по имени Соловей никогда не давала как следует затянуть черезседельник. В тот момент, когда закреплялось ремнем седло, она умудрялась надуть живот; обманутый таким способом верховой кувырком летел вместе с седлом с нее, когда она делала быстрый неожиданный поворот и выпускала из себя воздух. Она при этом тут же останавливалась и, повернув голову в сторону барахтающегося в пыли седока, как будто даже саркастически ухмылялась. Мы считали, что она мстит нам за то, что ее вместе с другими не пускали на выгон. Утром на ней ездили в лес, чтобы пригнать на усадьбу других лошадей. У лошади хорошая память. Она надолго запоминает предмет или место, которого когда-то испугалась и может понести с фырканьем в сходной ситуации. Например, невинный кусочек толя может вызвать у нее такую реакцию, что седок вместе с коляской сможет вдруг обнаружить себя в канаве.

Можно сказать, что я познакомился и с этой стороной жизни, стал разбираться в животных, у них тоже свои проблемы. Одна коварная лошадь все время подстерегала низкорослых людей, даже детей. Уставившись на человека, она внезапно хватала его за плечо или голову зубами, правда без серьезных последствий. Ее приходилось постоянно держать в наморднике.

Праздник собора Валаамского монастыря

Канун праздника

Сегодня 5 августа. С раннего утра дети-послушники уже собирают папоротник в лесу для большого монастырского праздника, дня собора Преображения Господня. Можно сказать, что завтра именины собора. Этот праздник также торжествен, как и день основателей монастыря, только не приглашается архиепископ, но особенное внимание уделяется игумену, праздник более домашний. Певчие репетируют праздничный репертуар, уставщик перелистывает подобранные на этот день тексты, служки приносят облачение, стелют на середину храма большой персидский ковер, отдельный ковер для игумена и длинные узкие дорожки для священников. Ковры стелили и сворачивали во время службы, что могло казаться странным для непосвященных, но было необходимо, так как священство стояло во время литании у дверей, в передней части храма, а во время полиелея – на середине.

Ровно в 19 часов игумен Павлин входит во храм, где правление и все иеромонахи выстроились уже в два ряда. Торжественная всенощная, сопровождаемая трезвоном, начинается.

По монастырской традиции бас начинает псалом: «Благослови, душе моя, Господа», – хоры продолжают по очереди, их сменяет канонарх, и хоры вновь поют определенные стихи. Канонарх должен вовремя оповестить, на какой глас нужно петь просительные стихиры. На этот раз была моя очередь. Сходил к игумену за благословением. Снова бас начинает псалом: «Голосом моим к Господу воззвал я, голосом моим Господу помолился». В этой просительной стихире все мы просили Господа услышать нашу общую молитву. После того, как хор спел: «Да будет жертвой возношения молитва моя пред лице Твое», – канонарх читает праздничный текст, хоры по очереди повторяют услышанные стихиры, после чего сливаются в общий хор в последней стихире в центре храма. После слов протодьякона: «Премудрость прости», – хор поет «Свете тихий Святыя славы», дальше слышу слова: «... Поем Отца, и Сына, и Святого Духа, Бога». Как же великолепен этот псалом! Слышу дальше слова: «Достоин еси во вся времена петь быти гласы преподобными». Больше всего люблю этот псалом на всенощной. В нем хор с такой самоотдачей, от всего сердца прославляет Господа. В нем выделены и высокий регистр теноров, и низкие басы, кажется, что они соревнуются в совершенстве, сохраняя при этом ансамблевое звучание, устремленное ввысь, проникающее через купол, растворяющееся у подножия престола Творца.

Всенощная продолжается. Спет акафист перед иконой Преображения Господня, братия парами длинной чередой подходит к ней, прикладывается, игумен совершает помазание, а я уже в течение часа читаю праздничные каноны. Служба приближается к концу. Еще споют великий акафист «Слава в вышних Богу...», которым мы за все благодарим Бога: «Благодарим Тя во славу Твою». Что может быть прекраснее благодарности Богу за истекший день: «Отец Небесный, Вседержитель, прими наши молитвы». Вспоминаются слова из псалма пророка Давида: «Об одном просил я Господа, чтобы я всю жизнь прожил бы в его обители».

Всенощная длилась пять часов, в заключение спет красивый псалом: «Взбранной Воеводе победительная..., ... но яко имущая державу непобедимую... да зовем Ти: радуйся, Невесто Неневестная». Не хочется уходить из храма, однако, все уже ушли, лампады потушены, и я медленно удаляюсь. На улице смеркается, все ворота закрыты, я вхожу в свою келью, время двенадцать ночи. Смотрю на призывно зовущую лавку, снимаю пояс, рясу, сапоги и укладываюсь спать. Прошел еще один незабываемый день, что-то принесет с собой завтрашний?

6 августа

Проснулся рано утром и не без причины: сегодня в монастыре большой праздник. Пошел ради любопытства посмотреть, как послушники покрывают папоротником пешеходную дорожку от входной двери в покои игумена до храма. Сверху папоротник пересыпали луговыми цветами, какие попадались в это время года. За работой следил иеродиакон Иаков. Он давно следил за порядком на монастырском дворе, и ему было дано право назначать людей на эту работу. Кроме того, он ведал такими делами, как обеспечение трапезной картофелем на следующий день; бдение около умирающего монаха, круглосуточное чтение Псалтыря у гроба усопшего – чтецов должно быть несколько, так как читают по два часа подряд каждый; чистка рыбы, на что у десяти-двенадцати человек уходило три-четыре часа, и уборка двора – все это входило в круг обязанностей иеродиакона Якова. Но я отвлекся. У послушников дело шло как надо, шел уже девятый час; скоро первый гулкий удар большого колокола нарушит тишину над Валаамом. Он прозвучит в 8 часов 25 минут, все осеняют себя крестным знамением, сопровождая это словами «Господи, благослови». Затем второй удар после значительной паузы и третий, после которого мощный гул разносится над архипелагом, и где-то далеко за его пределами слышится долго его отзвук.

Праздник

При звоне колоколов иерархи монастыря направляются к покоям игумена, чтобы оттуда сопроводить его во храм. Впереди идут дьяконы с кадилами, за молодыми иеромонахами – иеромонахи постарше. Праздничное шествие, которое проходит через сквер, завершает сам игумен. В красивом сквере цветочная клумба в форме буквы "П", обрамленной буквой "О", что, видимо, должно читаться как "Отец Павлин". На клумбе цветы разных видов: пионы, анютины глазки, а также сирень. Иногда старший келейный игумена отец Лука просит меня полить клумбы, по шесть кувшинов на каждую сторону. Со входом игумена во храм хор начинает псалом: «Христе Боже, преобразившийся на горе…». После начинательных молитв, третьего и шестого часа начинается торжественная Литургия. Чем больше иеромонахов участвует с игуменом в общей Литургии, тем она торжественней. На этот раз их было двенадцать и четыре иеродиакона. После богослужения, когда священство разоблачилось, хоры собрались в приделе в ожидании одетого в епитрахиль иеромонаха, несущего на серебряном дискосе большую просфору, посвященную Божией Матери и нареченную Пречистой. Хор начинает петь псалом: «Хвали, душа моя, Господа. Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь».

Архиерейское служение на Старом Валааме, 10-е годы XX века.

Шествие в трапезную начинают певчие, за ними – иеромонах, несущий Пречистую, рядом с ним иеродиакон. Затем идет игумен Павлин с посохом; рясофорный Маркус, ныне епископ в Сан-Франциско, несет подол его мантии. За игуменом по чину следуют наместник Харитон, будущий игумен, отец-исповедник иеросхимонах Ефрем и остальные члены правления парами, в сопровождении непрерывного колокольного трезвона.

После молитвы «Отче наш» и благословения игуменом пищи, братия приступает к трапезе. Чтец поднимается на специально устроенное возвышение с аналоем, читает текст дня, то есть житие святого, начав чтение словами: «Благослови, отец, в день Преображения Господня чтение поучения святого отца нашего Иоанна Златоуста». Игумен звонит в колокольчик, начинается чтение, и можно приступить к трапезе. На первое идет овощной салат с квасом. Затем по звонку братия помоложе идет на кухню за переменой. Каждый несет по две миски и, подойдя к столу, говорит: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». После ответа старшего: «Аминь», – можно ставить миски на стол. Церемониал повторяется при каждой перемене. После трапезы игумен дает три звонка, чтец подходит к нему за благословением, после чего стоя слушается благодарственная молитва в течение четверти часа, во время которой раздают просфору Пречистой братии и всем присутствующим.

История просфоры Божией Матери относится к апостольским временам. У апостолов был обычай оставлять во время трапезы место Спасителю, это продолжалось и после Вознесения, когда он телесно уже не присутствовал среди них. Тогда им явилась Божия Матерь и сказала: «Радуйтесь, Я с вами до конца света». Апостолы ответили: «Пречистая Божия Матерь, спаси нас», – хотя до этого было принято обращаться к Спасителю: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси нас». Это случилось после Успения Божией Матери, до этого Она постоянно пребывала с ними и в трапезе, и в молитве.

Событие это отмечалось на Старом Валааме по воскресеньям и по большим праздникам. Я не знаю, продолжается ли эта традиция на Новом Валааме.

Уходили из трапезной тоже в сопровождении трезвона.

После этого у братии было свободное время до 17 часов, однако по воскресеньям полагалось посещать старца. Это предписывалось уставом, а устав надо соблюдать. У некоторых старцев были десятки учеников, времени на отдых оставалось мало. Посещение старца считалось святым послушанием, и хотя все слушали во храме вечернее правило, старец кроме этого назначал индивидуальное правило каждому по его возможностям для совершения его в келье.

Иеросхимонахи, очередные иеромонахи, иеродиаконы, певчие, очередные чтецы участвовали во всех богослужениях утром, днем и вечером. Очередники-иеромонахи и иеродиаконы служили понедельно.

В начале нашего века в Валаамском монастыре было свыше тысячи монахов. Перечисляю их по субординации: 1 игумен, 45 иеромонахов, 29 иеродиаконов, 126 пустынников, 125 послушников и 753 монашествующих – всего 1079 человек. Монастырский хор состоял из 100 певчих. С 1914 года во время Первой мировой войны из монастыря ушло на фронт 200-300 человек, новоначальных приходило мало, смерть косила по 16-18 иноков за год.

Почему я люблю рассказывать о торжественной Литургии? Помимо того, что это важнейшее богослужение, монастырь при надобности смог бы занять на Литургии до сорока иеромонахов. Наибольшее число участников вместе с игуменом доходило до тринадцати иерархов. Облачения было достаточно, и оно заслуживало восхищения.

Все это вместе взятое производило впечатление чрезвычайной торжественности. В Валаамском монастыре церковные праздники проходили на высшем уровне.

Продолжение следует....

---

Источник: сайт Валаамского монастыря