Учение каппадокийцев о единстве Святой Троицы. Спасский. А. А.

Спасский. А. А.
Учение каппадокийцев о единстве Святой Троицы. Спасский. А. А.

Арианство с его различными видоизменениями, волновавшее Церковь в продолжение IV века, выдвинуло новые еретические принципы в борьбе с церковным учением.

До арианства исходным пунктом еретических учений было единство Божества. Троичность Лиц ими отвергалась. Соответственно характеру ересей Церковь до появления арианства, раскрывая догматическое учение, заботилась главным образом о выяснении троичности Ипостасей в противовес монархианству еретиков. Единство Божества не было настолько раскрыто представителями церковного учения этого периода, как троичность Лиц, потому что его не отвергали и еретики.

Арианство вышло из противоположного принципа. Признавая троичность Лиц, Арий не мог примирить ее с единством Божества, оставаясь на почве церковного учения, то есть признавая три единосущные и равные Ипостаси. Чтобы примирить троичность с единством, он отверг единосущие Лиц и таким образом пришел к тому же монархианству, только в новой форме.

Новое направление в учении еретиков заставило Церковь, хранительницу догматов, определить на Никейском соборе единосущие Лиц Святой Троицы. Однако Никейское вероопределение не скоро утвердилось в Церкви. При той любви к отвлеченным вопросам и религиозным спорам, о которой свидетельствует Григорий Богослов, греки не могли удовлетвориться сухим вероопределением. Им нужно было философское обоснование учения о единстве существа Божия при троичности Лиц.

Этот запрос современников одни из первых старались удовлетворить святые отцы каппадокийцы – Василий Великий, его брат Григорий Нисский и друг обоих Григорий Назианзин, названный за свое высокое учение Богословом. Творения каппадокийцев первые полагают начало золотому веку христианской литературы. Их труды в области христианской догматики, экзегетики и проповедничества навсегда останутся образцовыми. В частности, учение о единстве Лиц Святой Троицы настолько ими уяснено и приближено к нашему разуму, что догматистам последующих времен ничего нельзя прибавить к их учению по существу.

Воспитанные на сочинениях Оригена, отцы каппадокийцы сумели воспользоваться принципами его учения о Святой Троице, устранив в то же время возможность делать из своего учения выводы, подобные арианству.

Учение каппадокийцев о единстве Лиц Святой Троицы по существу одно. Все они учат о Боге едином по существу и троичном в Лицах. Но философская сторона их учения не одинакова, поэтому мы будем излагать учение каждого отдельно.

На первом месте мы должны поставить учение Василия Великого. Этот великий отец Церкви, человек талантливый и сильный волей, объединял обаянием своей личности небольшой кружок защитников Никейского символа веры на своей родине и вообще на Востоке. Его указаниями пользовались в своем учении оба Григория. Учение Григория Нисского о единстве Лиц Святой Троицы носит явные следы влияния Василия. Между прочим, оба Григория приняли терминологию Василия в учении о Святой Троице.

Терминология Василия сыграла очень большую роль в истории догматики Православной Церкви. Установление и выяснение ее значения – величайшая заслуга Василия пред Церковью.

На Востоке до установления Василием троичной терминологии для обозначения Божественного существа синонимические термины οὐσία и ὑπόστασις употреблялись безразлично. Лица Святой Троицы определяли словом πρόσωπον, а иногда – ὑπόστασις.

Такая неточная терминология давала повод обвинять церковных догматистов в еретичестве. Если они для обозначения Лица употребляли термин πρόσωπον, их обвиняли в савеллианстве. Πρόσωπον значит «лицо», «маска», «роль». Следовательно, им можно было приписать, что они признают Лица только формой проявления одного и Того же Божества[1]. Если они учили о трех Ипостасях, им приписывали тритеизм (признание трех совершенно самостоятельных Богов) на том основании, что термин ὑπόστασις не отличался от термина οὐσία[2].

Чтобы избежать таких придирок к учению Церкви, Василий для обозначения Лица употребляет исключительно термин ὑπόστασις. Он постоянно разъясняет в своих проповедях и письмах к разным лицам, в каком смысле нужно понимать этот термин в приложении к Лицам Святой Троицы, и указывает его отличие от термина οὐσία[3].

Определяя логическое отношение терминов οὐσία и ὑπόστασις, Василий вместе с тем развивает свое учение о единстве Лиц Святой Троицы.

Термин οὐσία вообще мы употребляем в значении общего или родового понятия, учит Василий, а термин ὑπόστασις – в смысле частного понятия. Так, слово «человек» есть общее понятие. Оно обозначает общую всем людям сущность их природы. Каждый из нас не больше и не меньше является человеком, чем другой. Поэтому мы употребляем понятие «человек», говоря о нескольких лицах как принадлежащих к одной сущности, безразлично к их отличиям друг от друга. Но если нам нужно указать на определенных лиц, то мы употребляем собственные имена, которыми обозначаются отличительные признаки имеющих одну природу. Вот эти-то отличительные признаки и составляют ипостась известного лица. Ипостась – это такое понятие, «которое общее и неограниченное в некотором предмете определяет и описывает посредством указываемых особенностей»[4].

Точно в таком же смысле нужно понимать οὐσία и ὑπόστασις в догмате о Святой Троице. «Что представляет тебе когда-либо мысль о существе Отца... то же представляй себе и о Сыне, а равно то же и о Духе Святом... Но когда в Троице нужно по отличительным признакам составить себе неслитное различение, тогда к определению отличительного возьмем не всеобщее представляемое, каковы, например, несозданность, или недосязаемость никаким понятием, или что-нибудь подобное сему, но будем искать того одного, чем понятие о каждом ясно и не смешиваясь отделится от представляемого вместе»[5].

Итак, οὐσία Василий учит понимать в смысле родового понятия, а ὑπόστασις – в смысле частного. Но если бы он перенес в догматическое учение о Троице родовое и частное понятие в точном смысле, то впал бы в тритеизм. Родовое понятие отвлеченно. Оно реализуется только в индивидах данного рода. Понимая οὐσία в смысле родового понятия, Василий был бы принужден признать в Ипостасях Святой Троицы трех самостоятельных и отдельных носителей Божественной сущности. На основании его учения мы видим, что он признавал единое неделимое Божественное существо. Следовательно, должно заключить, что общее и частное понятия перенесены им в догматическую терминологию не в строгом смысле, чтобы рельефнее оттенить ипостасность при единстве бытия Лиц в одной сущности.

В существе Божием Василий Великий не допускает никакого разделения. Оно свидетельствовало бы о сложности Божества. Напротив, Василий настаивает на простоте и неделимости существа Божия, как Всесовершенного. Насколько осторожен был Василий относительно допущения представления о трех самостоятельных божествах, видно из того, что он не допускает даже употребления понятия числа по отношению к Божеству. Понятие числа связывается с понятием количества, а последнее ведет за собою представление об ограниченном существе. Поэтому мы можем мыслить естество Божие единым не по числу, но единым в смысле единственности, единичности Всесовершенного существа, как и Писание называет Бога единым в противовес языческому многобожию[6].

Учение Василия о единичности Божественной сущности при троичности Ипостасей ясно видно из его учения об отношении Ипостасей к Божественному существу и между Собою.

Ипостасные свойства Отца (нерожденность, безначальность бытия), Сына (рожденность) и Святого Духа (святыня) служат к тому, чтобы мы неслитно различали в Божестве три Ипостаси. Субстанциально между этими Ипостасями нет никакого различия. Все они безраздельно обладают одной и той же Божественной сущностью. По ипостасным свойствам Сын и Дух имеют Своим началом, источником Своего бытия Ипостась Отца[7]. Однако происхождение Сына и Духа от Отца не вносит разделения в Божественное существо. О рождении Сына Василий ясно говорит, что оно не привнесло умножения или разделения Божественной сущности: «Сын от Отца не повелением произведен, но рожден из естества; не отделился от Отца, но совершенный воссиял от пребывающего совершенным»[8]. Об исхождении Духа Василий говорит, что оно совершилось «неизреченно»[9].

Доказательством нераздельности Божественного естества при троичности Ипостасей, по учению Василия, служит отсутствие между Ними пространства и времени.

Никакое пространство не разделяет Лиц Святой Троицы в Их Божественном существе. Нет между Ними и никакого постороннего промежуточного предмета, так что Лица Божественной Троицы не могут быть представлены одно без других. Подобно тому как, взяв цепь за один конец, мы вместе притягиваем за промежуточные звенья и другой конец цепи, так «кто представил в уме Отца, тот представил и Его в Нем Самом и вместе объял мыслью Сына. А кто имеет в мысли Сына, тот не отделяет от Сына и Духа»[10]. Как ни трудно представить сосуществование в едином Божием существе трех Ипостасей, однако можно и в естественных явлениях найти подобие и как бы тень этой истины. Наблюдая радугу в облаках, мы видим в ней различные цвета, которые не отделяются один от другого и незаметно переходят один в другой. Так и во Святой Троице «при общей сущности в каждом Лице сияют отличительные свойства»[11].

Хотя Сын и Дух имеют Своим началом Отца, но Они совечны Ему. «Никакой век не пролегает между Ними, – говорит Василий, – и душа наша не допускает и мысли о разлучении, чтобы или Единородный не был всегда с Отцом, или Святой Дух не существовал вместе с Сыном»[12].

Таким образом, ипостасные свойства Сына и Духа – Их происхождение от Отца – не вносят разделения в единое Божественное существо.

Не разделяя Божественного существа и в то же время возводя Ипостаси к одному началу, ипостасные свойства Лиц удовлетворяют философскому требованию единства Всесовершенного и устраняют повод к обвинению православного учения о Троице в многоначалии[13].

Неслитно сопребывая в единой Божественной сущности, Ипостаси Святой Троицы имеют тесное, ничем не нарушаемое нравственное единство. Жизнь трех Ипостасей совершенно тождественна и едина, как мы познаем ее по проявлениям в мире. Во всех действиях по отношению к миру Лица Святой Троицы проявляются в полном согласии и единении. Приписывая известное действие какому-либо Лицу Святой Троицы, по Его ипостасным свойствам, по преимуществу, мы в то же время не исключаем из этого действия других Лиц. Наоборот, мы предполагаем единое действование всех Ипостасей при единстве в Них хотения.

«Освящает, животворит, просвещает, утешает и все подобное производит одинаково Отец и Сын и Дух Святой, – говорит Василий. – И никто да не приписывает власть освящения исключительно действованию Духа, слыша, что Спаситель в Евангелии говорит Отцу об учениках: Отче! ...Святи... их во Имя Твое (Ин. 17:11, 17). А также и все прочее равно Отцом и Сыном и Духом Святым действует в достойных: всякая благодать и сила, путеводство, жизнь, утешение, преложение в бессмертие, возведение в свободу и, ежели есть, другое какое благо, нисходящее на нас»[14].

Учение Григория Нисского о единстве Лиц Святой Троицы служит продолжением и развитием учения Василия Великого на той же логической основе.

Григорий Нисский, как и Василий Великий, учил, что под сущностью в учении о Троице разумеется вид, а под ипостасью неделимое. Но ему поставили дилемму: или, признавая под сущностью – вид, а под ипостасью – неделимое, должно признать трех самостоятельных Богов, как мы признаем в Петре, Иакове, Иоанне трех людей, или, признавая Единого Бога, не приписывать божества Сыну и Духу[15].

Разрешая эту дилемму, Григорий говорит, что признает в Отце, Сыне и Духе единое, неделимое существо, которое мы называем Богом. Хотя имя «Бог» и простирается на всю Троицу, однако его нельзя счислять, нельзя говорить, что у нас три Бога[16].

Доказывая, почему нельзя счислять название существа Божия, Григорий разбирает обычай счислять вид вообще и находит его неправильным и неудачным.

Мы употребляем название вида во множественном числе. Говорим, например, «многие человеки», но это понятие равносильно понятию «многие естества человеческие». А между тем естество человеческое одно – «сама с собой соединенная и в точности неделимая единица, не увеличиваемая приложением, не умаляемая отъятием. Хотя во многих является, остается одна, не уделяемая причастникам ее по особой части каждому»[17].

Поэтому, говорит Григорий, для обозначения хотя бы и многих людей слово «человек» нужно употреблять в единственном числе, подобно тому как для обозначения многих людей употребляем слова «народ», «толпа», «войско» в единственном числе[18].

Так и Писание естество всего рода человеческого обозначает словом «человек» в единственном числе: человек, яко трава дние его (Пс. 102:15)[19].

Таким образом, по заключению Григория, употребление понятия вида во множественном числе неправильно вообще, и он советует исправить этот обычай. Но обычаи трудноисправимы, и счисляющие в обыденной речи понятие вида могут найти себе оправдание и в том еще, что естество человеческое прибавляется и убавляется чрез рождение одних и смерть других, хотя изменение касается собственно лиц, а не вида.

В Божестве мы не находим такого основания к употреблению имени Бога во множественном числе. В Троице не происходит ни прибавления, ни убавления Лиц.

Затем обычай находит себе основание в том, что прибавление лиц происходит не от одной причины непосредственно. Одно и то же лицо и само происходит от другого, и может быть причиною происхождения третьего лица. В Троице, наоборот, одна причина (Лицо Отца), от которой происходят чрез рождение Сын и чрез исхождение Дух[20].

На указанных основаниях имя «Бог» мы ни в каком случае не можем счислять, а должны всегда говорить согласно с Писанием: Господь Бог... един есть (Втор. 6:4). Писание, которое согласно с обычаем иногда допускает употребление названия естества человеческого во множественном числе, никогда не допускает этого по отношению к имени «Бог», чем учит нас, как и наука, говорить о Боге только в единственном числе[21].

Итак, согласно с правилами логики, по мнению Григория, нельзя употреблять имени «Бог» во множественном числе.

Однако это рассуждение Григория не доказывает внутреннего единства Лиц Святой Троицы. Оно доказывает только формально, что мы не должны говорить о трех Богах, чтобы не впасть в многобожие; так что оставалась возможность заподозрить Григория в тритеизме.

Другое доказательство Григория, что у нас при Троице – не три Бога, касается внутреннего соотношения Лиц.

Григорий говорит, что мы не можем счислять существа Божия, ибо оно непостижимо и неопределимо. Всякое определение, которое мы даем Божеству или по собственной сущности, или на основании Священного Писания, касается только чего-нибудь познаваемого нами в Божественном существе, а не самого существа. У нас нет и не может быть слов для определения существа Божия. Правда, мы привыкли думать, что имя «Бог» определяет существо Божие. Но на самом деле это имя касается не существа Божия, а определяет одно из свойств этого существа – зрительную деятельность, или, говоря современным богословским языком, всеведение. Признав это свойство Божества, мы и даем Ему имя «Бог»[22].

Зрительная способность, по учению Писания, принадлежит всем трем Лицам: Защитниче наш виждь Боже (Пс. 83:10); Видев Иисус помышления их (Мф. 9:4); Почто исполни сатана сердце твое солгати Духу Святому (Деян. 5:3)[23]. Казалось бы, что на том основании, что всеведение принадлежит всем трем Лицам Божества, нам нужно счислять имя «Бог», подобно тому как счисляем название людей одной профессии, говорим: три философа, три геометра, три ритора. Но Григорий, сравнивая деятельность Бога с деятельностью людей, приходит к обратному заключению.

Люди одной профессии действуют каждый самостоятельно, отдельно от других. Деятельность каждого из них носит своеобразный отпечаток. Не то видим в Божестве. Здесь в каждом акте Божественной воли нераздельно действуют все три Лица. «Всякое действование, от Бога простирающееся на тварь... – говорит Григорий, – и именуемое по многоразличным о нем понятиям, от Отца исходит, чрез Сына простирается и совершается Духом Святым. Посему имя действования не делится на множество действующих, так как нет усвоенного каждому и особенного попечения о чем-либо. Но что ни происходит, касающееся или промышления о нас, или Домостроительства и состава вселенной, – все производится Тремя, впрочем, произведений не три»[24].

Единство действования Григорий выясняет на примере. По учению Священного Писания, жизнь мы получили от Отца, Сына и Святого Духа. Однако тройственность даровавших не дает нам права заключать, что от каждого получили особую жизнь, – в таком случае мы имели бы три жизни. «Одна и та же жизнь, – говорит Григорий, – приводится в действие Отцом, уготовляется Сыном, зависит от соизволения Духа»[25]. Точно так же и во всем Троица действует нераздельно. «Всякое благое дело и имя не во времени, без перерывов, зависимо от безначальной силы и воли, приводится в совершение в силе Духа Единородным Богом, и не бывает или не представляется мыслью никакого протяжения времени в движении Божественной воли от Отца чрез Сына к Духу»[26].

Отсюда, заключает Григорий, «как не называем тремя Животворящими производящих одну и ту же жизнь, ни созерцаемых в одной и той же благости тремя Благими, так не можем называть тремя Богами совокупно и нераздельно друг через друга приводящих в действие на нас и на всяких тварей оную Божескую, то есть надзирающую, силу и деятельность»[27].

Свое заключение Григорий подтверждает ссылкой на апостола Павла, который говорит: един Спаситель всем человеком, паче же верным (1 Тим. 4:10). Апостол учит нас именовать единого Спасителя. Тем не менее мы исповедуем, что «Спасителем всех бывает Бог всяческих, между тем как совершает спасение Сын благодатию Духа»[28]. Точно так же, признавая всю Троицу участвующей в надзирающей деятельности, мы должны именовать Ее единым Божеством.

Таким образом, по учению Григория Нисского, Бог Сам по Себе непостижим, а насколько проявляется Его деятельность в мире, мы должны заключить, что Он един по существу.

Более определенно единство Лиц Святой Троицы по существу развито Григорием в его учении о взаимном отношении Ипостасей.

Учение о троичности Ипостасей, учит Григорий, не противоречит единству Божества на том основании, что решает вопрос о различном способе бытия Лиц, а не о различии Их по существу. «Исповедуя безразличие естества, не отрицаем разности быть причиною и происходить от причины, понимаем, что этим только и различаются Одно от Другого, именно, что, как веруем, Одно Лицо есть причина, а Другое от причины. И в том, что от причины, опять представляем себе другую разность; ибо Одно прямо от Первого, Другое от Первого же при посредстве Того, что от Него прямо, почему и единородность несомненно остается при Сыне, и Духу несомненно также принадлежит бытие от Отца, потому что посредничество Сына и Ему сохраняет единородность и Духа не удаляет от естественного сближения с Отцом»[29]. Вся разность Ипостасей заключается в том, что Одна из них является виновницей бытия Двух Других. Но это различие Ипостасей не вносит никакого разделения в естество Божие. Наоборот, ипостасные свойства, указывая только способ бытия Лиц, доказывают единство существа, потому что Ипостаси Сына и Духа, имея причиной бытия Ипостась Отца, сохраняют тесное единство с Ней.

В доказательство нераздельности существа Божия в Ипостасях Григорий приводит те же соображения, что и Василий Великий: «Лица Божества нераздельны между Собою ни по времени, ни по месту, ни в воле, ни в начинаниях, ни в деятельности, ни в том, чтобы претерпевать что-либо подобное усматриваемому в человеке, кроме одного только, что Отец есть Отец, а не Сын, Сын – не Отец, а подобно сему и Дух Святой – не Отец и не Сын»[30].

Учение Григория Богослова о единстве Лиц Святой Троицы служит завершением учения каппадокийцев. Его учение о единстве Лиц по существу более ясно и определенно, чем у Василия Великого и Григория Нисского. Отношение Ипостасей к существу и между Собою развито более точно.

Кратко сам Григорий Богослов излагает свое учение так: «Безначальное, Начало и Сущее с Началом – един Бог. Имя Безначальному – Отец, Начальному – Сын, Сущему с Началом – Дух Святой, а естество в Трех единое – Бог, Единение же – Отец, из Которого Другие и к Которому Они возводятся, не сливаясь, а сопребывая с Ним и не разделяемые между Собою ни временем, ни хотением, ни могуществом. Ибо сие нас делает чем-то многим, потому что каждый разногласен и сам с собою, и с другими. Но тем, у которых естество просто и бытие тождественно, приличествует единство»[31].

Из этого краткого изложения учения Григория видны следующие тезисы его учения о Святой Троице. Бог един по существу и троичен в Лицах. Единство существа не сливает троичных Лиц, но и Лица не разделяют Божественного естества, которое просто, а потому неделимо. Ничто не нарушает единства Ипостасей в противоположность разрозненности человеческих личностей и раздвоенности самосознания даже отдельных личностей: Лица Святой Троицы едино по времени, хотению и могуществу, так что бытие Их тождественно.

Развивая эти тезисы, Григорий учит, что существо Божие, бестелесное, простое и нераздельное[32], безразлично принадлежит всем трем Ипостасям. «Все, что имеет Отец, принадлежит и Сыну, кроме нерожденности; все, что имеет Сын, принадлежит Духу, кроме рождения. А нерожденность и рождение не сущности различают, по моему мнению, но различаются в одной и той же сущности»[33]. Говоря о нераздельности в трех Лицах непостижимого существа Божия, Григорий для более ясного выражения своей мысли прибегает к аналогии: «Божество в Разделенных неделимо, как в трех солнцах, которые заключены одно в другом, одно растворение света»[34]. Такая аналогия дает ясное представление об учении Григория о единстве, нераздельности существа Божия в трех Ипостасях.

Ипостасное различие Лиц не сливается единством существа этих Лиц, не разделяя в свою очередь единого существа. «Разность проявления [Лиц] или взаимного соотношения производит и разность их наименований, – говорит Григорий. – Ибо и Сыну ничего не недостает, чтобы быть Отцом (так как сыновство не есть недостаток), но Он не есть еще посему Отец. В противном случае и Отцу недостает чего-то, чтобы быть Сыном, потому что Отец не Сын. Но сие не означает недостатка (откуда ему быть?) и убавления в сущности. Это самое – быть нерожденным, рождаться и исходить – дает наименования: первое – Отцу, второе – Сыну, третье – Святому Духу... так что неслитность трех Ипостасей соблюдается в едином естестве и достоинстве Божества. Сын не Отец, потому что Отец один, но то же, что Отец. Дух не Сын, хотя и от Бога, потому что Единородный один, но то же, что Сын. И Три – едино по Божеству; и Единое – Три по личным свойствам, так что нет ни единого – в смысле Савеллиевом, ни трех – в смысле нынешнего лукавого разделения»[35].

Таким образом, единство существа, по учению Григория, не нарушается тем, что оно принадлежит трем Ипостасям. Для уяснения этого вопроса Григорий пользуется аналогиями, но крайне осторожно. В мире ограниченном нельзя найти точного выражения отношений между Лицами Всесовершенного существа, и всегда найдется повод приписать Божеству свойства, Ему не принадлежащие. Григорий указывает слабые стороны употреблявшихся его современниками аналогий, устраняя возможность перетолкования своего учения[36].

Самой подходящей аналогией для определения отношения Лиц к существу Григорий считает единство ума, мысли и души. «Как между умом, мыслью и душой невозможно представить какого-либо деления и сечения, – говорит Григорий, – так равно невозможно представить никакого деления или сечения между Святым Духом, и Спасителем, и Отцом, потому что... естество умосозерцаемого [души] и Божественного нераздельно»[37].

Ипостаси Сына и Духа имеют причиной Своего бытия Ипостась Отца. Но это нимало не нарушает единства существа Божия, ибо Ипостаси Святой Троицы не разделены временем. «Крайне было бы бесславно для Божества как бы вследствие изменения советов Своих прийти в полноту совершенства», – говорит Григорий[38]. Следовательно, неизменяемость Божества, как существа Всесовершенного, уже говорит за то, что Лица совечны между Собой. Хотя Сын и Дух небезначальны по отношению к Отцу, как Виновнику Своего бытия[39], но Они совечны Ему: «Если было, когда не был Отец, то было, когда не был Сын. Если было, когда не был Сын, то было, когда не был Дух Святой. Если Один был от начала, то были Три»[40].

Рассуждая о рождении Сына и исхождении Духа, Григорий говорит: они совершились «прежде самого когда. Если же надобно выразиться несколько смелее: тогда же, как и Отец. Но когда Отец? Никогда не было, чтобы не был Отец. А также никогда не было, чтобы не был Сын и не был Дух Святой»[41], «ибо не под временем Те, от Которых время»[42]. Поэтому, по учению Григория, нужно избегать даже таких выражений, как «когда», «прежде», «после», «исперва», по отношению к Лицам Божественной Троицы, потому что они не исключают понятия времени[43].

Троичность совечных Ипостасей не вносит разделения и во внутреннюю жизнь Божества. У людей наблюдаются разногласия не только с другими, но даже и с самими собой вследствие борьбы нашего «я» с разными мотивами. Лица Святой Троицы в этом отношении представляют такое единство и тождество, что у Них нет и тени разделения. Обладая равной степенью могущества, Лица Святой Троицы проявляют полное единение Божественной воли. «Каждое из Лиц Божества по тождеству сущности и силы имеет такое же единство с Соединенным, как и с Самим Собою», – говорит Григорий[44].

Объясняя слова Спасителя Сын сошел с небеси, не да творит волю Свою, но Пославшаго (Ин. 6:38), Григорий учит: «...сие говорится не потому, что собственная воля Сына действительно есть отличная от воли Отца, но потому, что нет такой воли, и смысл, заключающийся в словах, таков: “Не да творю волю Мою, потому что у Меня нет воли, отдельной от Твоей воли, но есть только воля, общая Мне и Тебе. Как Божество у Нас одно, так и воля одна”»[45].

Резюмируя учение отцов каппадокийцев о единстве Лиц Святой Троицы, мы находим, что они учили о единстве Лиц Святой Троицы по существу и тождественности бытия.


[1] См.: Свт. Василий Великий. Письмо 189. К Евстафию, главному врачу // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 711.

[2] См.: Свт. Василий Великий. Письмо 8. К кесарийским монахам // Там же. С. 503.

[3] В своем исповедании веры Василий, сам называющий себя продолжателем дела никейских отцов, доказывает, что и на Никейском Соборе слово ὑπόστασις было употреблено для обозначения Лица, а не существа. См.: Свт. Василий Великий. Письмо 125. Список исповедания веры // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 631.

[4] Свт. Василий Великий. Письмо 38. К Григорию, брату // Там же. С. 504.

[5] Свт. Василий Великий. Письмо 38. К Григорию, брату // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 504–505.

[6] См.: Свт. Василий Великий. Письмо 8. К кесарийским монахам // Там же. С. 457.

[7] См.: Свт. Василий Великий. Беседа 24 // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 1. С. 1079.

[8] Там же. С. 1077.

[9] Там же. С. 1082.

[10] Свт. Василий Великий. Письмо 38. К Григорию, брату // Там же. Т. 2. С. 506.

[11] Свт. Василий Великий. Письмо 38. К Григорию, брату // Свт. Василий Великий. Творения. Т. 2. С. 508.

[12] Свт. Василий Великий. Беседа 24 // Там же. Т. 1. С. 1079.

[13] См.: Там же. С. 1077.

[14] Свт. Василий Великий. Письмо 189. К Евстафию, главному врачу // Там же. Т. 2. С. 715.

[15] См.: Святой Григорий Нисский. Творения. Ч. 4. М., 1862. К Авлавию о том, что не «три Бога».

[16] См.: Там же. С. 178.

[17] Там же. С. 115.

[18] См.: Там же.

[19] См.: Там же. С. 185.

[20] См.: Святой Григорий Нисский. Творения. Ч. 4. С. 182–183.

[21] См.: Там же. С. 128–129.

[22] Зрительная способность по-гречески называется ϑεατικὴ, отсюда обладающий этой способностью – Θεὸτης (Божество).

[23] См.: Святой Григорий Нисский. Творения. Ч. 4. С. 117–119.

[24] Там же. С. 122.

[25] Там же.

[26] Святой Григорий Нисский. Творения. Ч. 4. С. 123.

[27] Там же.

[28] Там же. С. 126.

[29] Святой Григорий Нисский. Творения. Ч. 4. С. 130.

[30] Там же. С. 183.

[31] Свт. Григорий Богослов. Слово 42 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 503.

[32] См.: Свт. Григорий Богослов. Письмо 243. К монаху Евагрию // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 2. С. 559.

[33] Свт. Григорий Богослов. Слово 41 // Там же. Т. 1. С. 492.

[34] Свт. Григорий Богослов. Слово 31 // Там же. С. 382.

[35] Там же. С. 379.

[36] См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 31 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 390–391.

[37] Свт. Григорий Богослов. Письмо 243. К монаху Евагрию // Там же. Т. 2. C. 560.

[38] Свт. Григорий Богослов. Слово 41 // Там же. Т. 1. С. 491.

[39] См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 29 // Там же. С. 352.

[40] См.: Свт. Григорий Богослов. Слово 31 // Там же. С. 377.

[41] Свт. Григорий Богослов. Слово 29 // Свт. Григорий Богослов. Творения. Т. 1. С. 352.

[42] Там же.

[43] См.: Там же.

[44] Свт. Григорий Богослов. Слово 31 // Там же. С. 383.

[45] Свт. Григорий Богослов. Слово 30 // Там же. С. 370.

Текст приводится по изданию: Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Василий Великий. – М.: Сибирская Благозвонница, 2011.

154