«Іди, дитино, в монастир, мені в ночі приснилась Божа Матір». Игуменья Серафима (Шевчик) о том, как юной комсомолкой уходила в монастырь

Диакон Сергий Герук
«Іди, дитино, в монастир, мені в ночі приснилась Божа Матір». Игуменья Серафима (Шевчик) о том, как юной комсомолкой уходила в монастырь

Мы встретились с игуменьей Серафимой (Шевчик) в канун Пасхи Христовой, в конце апреля 2021 года. Символично, что эту Пасху настоятельница встречает в стенах монастыря уже сороковой раз. 40 лет тому назад 17-летняя Надежда Шевчик поступила послушницей в знаменитый киевский Покровский женский монастырь, основанный преподобной Анастасией Киевской – Великой княгиней Александрой Петровной Романовой.

Свято-Архангело-Михайловская обитель на старинной Успенской улице – будто маленький цветущий оазис в центре Одессы, расположенный недалеко от живописного огромного городского парка над берегом Черного моря, заложенного еще при Императоре Александре І, ныне носящего имя Тараса Шевченко, и другого знаменитого парка – с пляжем Лонжерон и дельфинарием. Здесь же, неподалеку, на берегу моря, и Вечный огонь, и памятник Неизвестному матросу – безымянным морякам, погибшим при защите и освобождении города, и университет МВД, где готовят молодых стражей закона, и городская обсерватория, и музей Константина Паустовского, и множество других популярных мест. Собственно, каждый дом в старой Одессе – достопримечательность, как и необычные одесские дворики.

Когда попадаешь в обитель с шумной Успенской улицы, будто окунаешься в тихий, цветущий благодатный мир, где и ароматы клумб, цветущих деревьев, и мерные удары колокола, созывающие на службу, и таинственные монашеские силуэты на аллеях – создают впечатление, будто путешествуешь во времени в обратном порядке. Да и время здесь течет по-другому, размеренно и плавно, без шума и городской суеты…

359556.b.jpg

Свято-Архангело-Михайловский женский монастырь


Настоятельницу мы застали в ее рабочем кабинете, куда нас провела гостеприимная дежурная монахиня. В просторном кабинете игуменьи, который служит еще и запасником монастырского музея «Христианская Одесса», на стенах множество икон и других уникальных раритетов, древних церковных книг – также царит дух ушедших веков. Годами и десятилетиями игуменья Серафима собирала эти жемчужины истории Церкви, святыни Православия, путешествуя по Украине и всему миру. Многое из коллекций музея пожертвовано меценатами. Игуменью любят, люди стремятся встретиться с ней, потому что она сама носительница этой великой добродетели – любви Божией.

На столе душистый ароматный чай из трав, чуть левее – рабочее место игуменьи. У компьютера – раскрытая верстка очередной авторской книги.

Гостеприимная хозяйка рассаживает нас, и мы начинаем беседу.

359557.b.jpg

В рабочем кабинете


– Матушка Серафима, расскажите, как вы отнеслись к назначению вас игуменьей обители?

– Во главе монастыря у нас стоит Пресвятая Богородица, мы свято верим, что Она – Игумения нашего монастыря. У нас есть икона Богоматери – Игумении Афонской. В киот, где она находится, вмонтирован игуменский посох, который вручили мне в 1995-м году, во время поставления в игуменство. Я к нему даже не прикасалась. Каждое утро перед послушанием мы испрашиваем у Богоматери благословение на всякое дело. Так что я обыкновенная сестра, как и все. Можно даже сказать, нерадивая. Но спорить не буду, мое послушание, конечно, ответственное.

Поскольку однажды владыка Агафангел доверил мне нести этот крест – значит, необходимо относиться к этому церковному послушанию со всей ответственностью: чтобы все в обители творилось по уставу, не было никаких сбоев, чтобы молитва шла своим чередом, потому что это очень важная часть нашей жизни, я бы сказала так: это не долг, а дыхание души.

Но этот порядок и благочиние стоит много волнений и переживаний, уходит очень много нервов. Поэтому мы непрерывно обращаемся к Богородице и чувствуем Ее благодатную помощь.

– Трудно было начинать?

– Представьте себе: в центре курортного города, в парковой зоне на месте Свято-Михайло-Архангельского монастыря расположилась туберкулезная больница, в которой находились пациенты с последней стадией этого заболевания и корпуса которой никто не собирался нам отдавать.

От имени разных социальных групп и учреждений мы посылали письма, начиная с городского руководства Одессы и кончая премьер-министром и президентом страны, но власти не шли нам навстречу. Однако люди, почти вся Одесса, откликнулась на наши обращения. Я обошла почти все общественные организации. И до сих пор наша связь с горожанами не прерывается, мы находимся постоянно в тесном взаимодействии. Это и Областной совет мира (Одесское отделение бывшего Комитета защиты мира), и Общество пенсионеров, и разные женские объединения…

А было так. Поначалу наши инициативы просто игнорировались властями предержащими. Зато бывшие монахини-сестры нашей, закрытой в 1960-е годы, обители и прихожане сразу сгруппировались, и вместе с другими одесситами нам пришлось устраивать пикеты во время проведения сессий областного совета с требованием вернуть наш монастырь.

Религиозная община монастыря была зарегистрирована в Комитете по делам религий в конце декабря 1991 года. А первый постриг состоялся в 1994-м году. Среди постригаемых были монахини, которые в советское время, еще послушницами, были изгнаны из монастыря, и мы – молодые сестры, поступившие в обитель, – всего около 10 человек…

Так заново рождалась наша обитель. Было очень трудно, но и благодатно! Первые три дня мы неотлучно находились в монастыре. В этот период я ощущала такую легкость, словно бы была вне тела, чувство необыкновенной духовной благодати. Оно длилось только первые три дня после пострига, а потом ушло… Возможно, Господь показал перспективу духовной радости в будущем Царстве Небесном.

– Вы тогда еще не были настоятельницей?

– Возглавила нашу общину старшая сестра инокиня Маргарита (Горянова), которая после пострига стала монахиней Марией. Инокиня Маргарита упокоилась о Господе в 1994-м году, мы очень горевали и до сих пор молимся о ней, как и обо всех ушедших в небесные обители сёстрах. Тогда старшей сестрой поставили меня, а в 1995-м году Блаженнейший Владимир, приехав к нам, возвел меня в сан игуменьи.

Восстанавливали и строили храм всей семьей. И матушка Маргарита, и сестры, изгнанные из монастыря в советское время, таскали бревна, разгружали машины, носили кирпичи, хотя им было уже по 60–70 лет... Мы все очень тяжело трудились ради возрождения этой обители…

Инокиня Маргарита была довольно известной личностью в Одессе, ее отец – священник Никита Горянов – много лет служил в пригородных храмах, племянник – владыка Константин (Горянов) – возглавляет кафедру в городе Петрозаводск, на севере России, за Питером, он много лет был ректором Санкт-Петербургской духовной семинарии.

Под ее руководством мы все вместе собирались и намечали, кто какое послушание будет нести. Я, как самая молодая, бегала в Горисполком по сто раз, по всевозможным городским организациям. Вы не представляете, что означает слово «согласование» на языке чиновников! Это и архитектурное управление, и Горэнерго, и газовые предприятия, и земельные отделы горисполкома, и управление пожарной охраны… Бумаги, бумаги, бумаги…

Бывало, по 4 часа просиживала в приемной какого-то начальника. Бывшие советские партработники быстро перестроились – стали проукраинскими демократами – и категорически отказывались возвращать нам здания обители.

И тогда, в декабре 1993 года, мы начали молиться прямо у стен областной администрации: поставили палатки и трое суток напролет постились и молились. В итоге собрали вокруг себя много православного народа. И власть дрогнула – нам предложили два корпуса, а еще разрешили служить в храме. Туберкулезных больных разместили в палатах по соседству с нами. Так мы прожили еще 5 лет вместе с туберкулёзниками… Покупали им картошку, фрукты, проведывали в палатах, пока их не переселили в 1997-м году за город.

А еще здесь все было огорожено огромным забором, стояла сторожевая вышка, на окнах – сваренные из труб решетки, поскольку располагалось спецподразделение для заключенных наркологических больных. Они продолжали вести привычный образ жизни, воровали наши продукты, иногда доходило до того, что убивали друг друга у нас на глазах.

Был такой случай. Как-то один из наркоманов пришел с топориком в руках – брать в заложники монахинь. Когда мне сообщили об этом, я перекрестилась и с четками в руках зашла в храм. И Господь помог мне сохранить спокойствие. Я очень хладнокровно и миролюбиво сказала: «Посмотри, какие красивые чётки! Давай поменяемся!.. Ты мне дай то, что у тебя в руках, а я тебе отдам то, что у меня!» Он смотрел на меня стеклянными глазами, потом автоматически протянул мне руку, и я забрала топорик. Затем уже прибыла милиция, и его отвезли в отделение. Таких драматических моментов было у нас немало.

– Да уж… Прямо криминальные истории… Но, несмотря на трудности и испытания, может ли монах быть по-настоящему счастливым? Ведь он ничего не имеет, к тому же дает обет нищеты?

– Можно быть богатым и несчастным, и наоборот, быть бедным и счастливым. Когда-то, в советские годы, одна приятельница рассказала мне такую историю.

Как-то зашла она к своей родственнице и застала следующую картину. Женщина в слезах разбрасывала вещи, доставала из серванта дорогой хрусталь (по тем временам – показатель достатка) и бросала его на пол. На вопрос, что произошло, отвечала, что они с мужем много лет работали в Германии, накопили много денег и с самыми радужными надеждами вернулись домой. И вот, как гром среди ясного неба, неожиданный удар – у мужа обнаружили онкологию. Постигшее горе казалось ей несправедливым: наконец реализовались ее мечты и представление о счастье! От отчаяния она била хрусталь. Я тогда была совсем юной, но с тех пор в моем сознании слово «богатство» не ассоциируется со словом «счастье», я поняла, что это абсолютно разные вещи.

Когда я поступила в монастырь, ощущала столько счастья и радости, что улыбка не сходила с моего лица. Я и сама этого не замечала, пока одна из сестер не рассказала мне, как однажды регент попросила ее найти послушницу Надю, и на вопрос «какую», ответила: «Вот ту, высокую, которая все время улыбается». И в самом деле, я летала по монастырю как на крыльях, и все время рот был до ушей. Я была по-настоящему счастлива, и сейчас счастлива, и ни одной минуты не пожалела, что пошла в монастырь. Это состояние вневременное, когда в душе присутствует Бог, и ты ощущаешь эту благодать.

Конечно, в монастыре трудная жизнь. Когда пришла в Покровский, пришлось пережить много скорбей. Во-первых, мы почти все жили там нелегально, органы госбезопасности, так называемые люди в штатском, постоянно устраивали облавы, проверяли все корпуса, заходили в каждую келлию, чуть под кровати не заглядывали. А мы прятались по чердакам и подвалам. Матушка игуменья нас всех покрывала. Это были ее скорби, слезы, молитвы. Тем не менее никто из нас не пугался и не собирался уходить из монастыря, мы чувствовали и понимали, что это наше призвание.

– Вы веселая, общительная, жизнерадостная, много читающая девушка. И вдруг, в 17 лет – откуда такое желание?

– О монашестве начала задумываться где-то в классе седьмом. Как-то я поделилась своими планами с моей ближайшей подругой. Она меня предала: совершенно неожиданно, на комсомольском собрании, во всеуслышание объявила, что я верующая и ношу крестик.

Поднялся шум и гам, у комсорга просто истерика началась, он кричал: «Сорви его, растопчи его!» Это было ужасно. Впервые столкнулась, во-первых, с предательством, во-вторых, с ненавистью одноклассников. Произошедшее со мной показалось мне своеобразной Голгофой. Конечно, меня не распинали, и потом не преследовали. Слава Богу, собрание вела наша учительница физики, которая была школьным парторгом, женщина авторитетная, спокойная. Чтобы как-то разрядить обстановку, она сказала: «Ребята, мы уклонились от повестки дня», и на этом дискуссия о моей вере закончилась.

А через 3 года, на выпускном экзамене, эта же учительница, увидев на мне крестик, подошла ко мне вплотную и тихо попросила, чтобы я сняла его и подарила ей. Очевидно, втайне, в душе, она была верующей. Но не злобствующей атеисткой, это точно.

– И все же, откуда у вас возникла вера в Бога? Ведь вы были, как говорилось в известном фильме Гайдая, «комсомолкой, спортсменкой и просто красавицей».

– Я вам расскажу, что меня подвигло задуматься о вере в Бога. Мой жизненный выбор – следствие логических размышлений. Я много читала, разочаровалась в советской действительности. Когда мы с мамой работали в колхозе (летом я часто ей помогала), она, указав на пожилого человека, которому было 95 лет, сказала: «Дивись, коли він бувще хлопчиком, його вкинули в яму, куди ховали померлих від голоду». Когда на телегу собирали всех умерших, на дороге увидели мальчика и, приняв его за мертвого, положили на телегу и вместе со всеми сгрузили в ров. Он пришел в себя и выбрался оттуда.

А еще мне рассказывали односельчане, что во время голода в 1930-е годы люди так опухали, что походили на слонов. Тело становилось как тесто и при ходьбе колыхалось. А через наше село протекала речка. Так страдальцы входили и погружались в нее, чтобы пиявки высасывали из них гнилую кровь… Дети разоряли гнезда, ловили птиц, ели все, что ползало, летало. Я даже книгу об этом потом написала «Піст від диявола», так потрясли и разбередили мою душу эти трагические страницы нашей истории и жуткие воспоминания односельчан.

Я вообще очень любила слушать рассказы пожилых людей, могла часами сидеть и слушать, раскрыв рот, о том, как на Андрея водили хороводы, как парубки ухаживали за девчатами. А еще много думала, анализировала. Так постепенно складывались мои представления о добре и зле. Так родилось во мне желание узнать Бога.

– Какой вы были в юности?

– Как и все мои ровесницы, знакомилась с ребятами, ходила на танцы. К тому же благодаря маминой профессии – она у меня была не просто швея, а настоящая мастерица – всегда выглядела модно и современно. Выпускное платье у меня было самое красивое. Увлечения ребятами были, но большой любви не встретила. Ребята в большинстве своем казались мне примитивными. Мне нравились зрелые, умные парни, но их в моем окружении не было.

У меня в душе жило что-то особенное: как уже говорила, я очень любила читать. Читала, к сожалению, без разбора, ночи напролет, всё, что было на полках в библиотеке, системы никакой не было. Штудировала и русско-украинскую советскую литературу, и классику. Такая страсть была к чтиву, что даже зрение испортила. Очень любила исторические книги.

Одно время мечтала быть археологом. Казалось, что может быть интереснее, чем рыться, копаться в глубинах истории! Однако в беллетристике разочаровалась быстро, отдавала предпочтение мемуарной литературе. Она и сейчас меня привлекает. Литература, художественные произведения, романы – в основном это красивая придумка. Хотя и в них можно найти полезное для души.

– И попасть в монастырь в молодом возрасте в советское время было очень трудно!

– Женщины нашего храма в Умани ездили в Почаев, вернулись оттуда под большим впечатлением. И в 17 лет я туда поехала на Рождество Христово. Была поражена благодатными службами и необыкновенной красотой, чудотворной иконой. Гостиницы для паломников тогда не было, и все приезжие ночевали в нижнем храме на полу. Отец Ахилла нес послушание общаться и наставлять паломников. Прекрасное было время. Помню, мы всю ночь не спали, пели колядки, а утром на литургии я засыпала стоя и пару раз чуть не грохнулась…

Отстаивала все службы. Вот там у меня и родилось решение уйти в монастырь. На всю жизнь запомнила эту картину. Прекрасно пел хор, необыкновенный храм. Когда все монахи вышли на полиелей в золоченых ризах, как сказочные богатыри в доспехах, в духовных кольчугах, для меня это было настоящее зрелище, никогда такого не видела. Каждый из них шел как воин, и лица особые, взгляды строгие, чувствовалась духовная сосредоточенность, собранность. Это все очень впечатлило, и захотелось быть такой же, как они, уподобиться им.

В Почаеве служил тогда отец Амвросий (Юрасов), о котором народная молва гласила, что он постник, молитвенник, исповедник. Я начала «охотиться» за ним, чтобы взять благословение. Когда он появлялся, его сразу окружали люди.

359560.b.jpg

Почаевская лавра сегодня


Подошла и я, когда настала моя очередь, попросила, чтобы он благословил меня пойти в монастырь. Он окинул меня взглядом и так скривился, как кривятся от чего-то кислого. Я была такая вся из себя современная девушка, в красном пальто, на каблучках… По его красноречивому взгляду поняла, что не получу просимое. Но все же после продолжительной паузы он меня благословил, перекрестил и протянул руку для поцелуя.

После возвращения из Почаева я подошла к нашему уманскому священнику отцу Мирославу узнать, какие в Киеве есть женские монастыри. Он указал на Покровский и Фроловский. Я поделилась с ним своим желанием. Батюшка отнесся к моему решению очень сочувственно, сказал, что у него в Покровском есть знакомая монахиня и что он напишет мне рекомендательное письмо, поскольку хорошо меня знал, 7 лет я была прихожанкой в этом храме.

Приехав в Покровский монастырь, встретилась с его знакомой, она передала письмо игуменье Маргарите, которая в это время убирала в Никольском храме и одета была как простая сестра – в стареньком черном халате и платочке. До того, как она стала игуменьей-церковницей, она несла послушание убирать в храме. Ей очень нравилось вместе с сестрами после каждой службы наводить порядок, и делала она это постоянно. Она пригласила меня в какое-то помещение возле церкви и стала расспрашивать, откуда я и почему захотела стать монахиней. Мне показалось, что слушала она меня безучастно. Но когда я выразила сомнение, что и в монастыре хочу жить, и поступить учиться, она, глядя мне в глаза, чеканным голосом решительно сказала: «Нет, иди в монастырь». Практически она решила мою судьбу.

– Удивительный Промысл Божий! Дома знали о вашем решении?

– Я вернулась домой и сообщила маме, что никуда поступать не буду, что в Почаеве меня благословили, и в Киеве я уже беседовала с игуменьей. Реакция мамы была для меня неожиданной. Она начала плакать, кричать, причитать: «На кого ж ты меня оставляешь? Я думала, ты выйдешь замуж, у меня будут внуки».

Но вместо того, чтобы маму как-то успокоить и объяснить свое решение, я побежала к крестной, тете Ане, глубоко верующей и в свое время оказавшей на меня большое влияние. Переночевав у нее, утром с замирающим сердцем переступила порог нашего дома. Сердце, казалось, вылетит из груди…

Мама исподлобья глянула на меня и глухим голосом сказала: «Іди, дитино, в монастир, мені сьогодні в ночі приснилась Божа Матір и сказала, щоб я тебе відпустила», – сняла икону «Троеручица», была у нас дома такая икона Богородицы украинского письма, заплакала и благословила меня.

Я, недолго думая, собрала свои вещи и бегом!.. Маме крайне тяжело далось мое решение, но она была человеком верующим и не благословить меня не могла. Смею подумать, что это было благословение Самой Богородицы. 4 года мама ко мне не приезжала – не могла видеть меня, бедная, без слез в черной одежде. Потом смирилась, стала навещать чаще, а в конце жизни поступила послушницей уже сюда, в наш одесский монастырь. Эта сцена материнского благословения до сих пор стоит у меня перед глазами…

– Как вас встретил Покровский монастырь, и как вы восприняли его?

– Менее подготовленного к монастырской жизни человека, чем я, наверное, трудно найти. Я была абсолютно светской девушкой, комсомолкой, малознакомой с монастырским укладом, да еще ко всему с кашей в голове, которая сложилась в результате сотен прочитанных книг, и при этом практически не знающая житий святых. Даже Евангелие я впервые прочла в Покровском монастыре!

Матушка игуменья определила меня в комнату к молодым сестрам, моим ровесницам, мне было с ними очень легко. В помещении, где мы жили, было четыре кровати, а в торце стоял старый кожаный диван. Наутро я проснулась вся в красных пятнах. Оказалось, что диван, на котором я спала, был рассадником клопов.

В Покровском было много деревянных старых зданий, построенных еще в ХIХ веке, вот в этих деревянных конструкциях и жили клопы, вывести которых тогда было практически невозможно. И что мы только с ними ни делали, чем только ни травили, и все 11 лет, которые я была в монастыре, с ними и жила… И не унывала!

За первый год пребывания в обители я поменяла 11 келий, у меня даже не было своей постоянной кровати. Только начинаешь обживаться в одном коллективе, тут начинается ремонт (здания были старые, постоянно требовали реконструкций), приходилось расселяться. Тяжело было входить каждый раз в новый состав послушниц. Ведь что ни келлия – свой микромир, который сложился в течение лет. Всегда непросто вливаться новенькому в сложившийся коллектив, неважно, сколько там человек – 4 или 6.

Однажды мне повезло жить с двумя девочками из Волыни. Одну из них звали Таней. Сейчас она стала игуменьей обители.

Распорядок был у всех одинаковый: встаешь в полпятого и бежишь на кухню, к одиннадцати ночи возвращаешься в свою келлию.

359562.b.jpg

Покровский монастырь, храм Покрова Пресвятой Богородицы


8 лет несла послушание на кухне. Как-то раз на праздник Святого Николая все пошли на всенощную, а меня в очередной раз поставили жарить рыбу. Стою одна-одинешенька на кухне, плачу, хочется в церковь!..

Если говорить современным языком – это был конфликт интересов, трагедия местного масштаба. Меня часто спрашивают светские люди: как можно несколько лет подряд выполнять одну и ту же трудную работу – и при этом сохранять внутренний мир, желание оставаться в монастыре? Главная сила, которая помогает в монашестве,– это благодать. Святой Дух удерживает монаха в обители. И, как бы трудно не было, Господь дает радость, утешение, желание трудиться, молиться ещё и ещё…

– А как обстояло дело с пропиской? Ведь в то время прописаться в обители было невозможно.

– Когда жила в Покровском монастыре, матушка-игуменья при помощи одного священника, отца Захарии, договорилась о моей прописке в каком-то глухом полесском селе Иванковского района, за 100 километров от города.

Помню, как долго туда добиралась, сначала автобусиком, а потом пешком, по кочкам и оврагам. А в этом селе жил председатель колхоза – ветеран Великой Отечественной войны. Когда я зашла в его скромный деревянный домик, то увидела фотографию, на которой он стоял весь увешанный орденами и медалями. Очень добрый и отзывчивый человек.

Так вот, когда грянула горбачевская Перестройка, которая положила начало разрушению социалистической системы, он не в силах был перенести крушение своих идеалов и покончил с собой.

И таких коммунистов было очень много – действительно преданных Родине, которые жертвовали собственной жизнью ради блага людей. Можно сказать, что они несли в себе христианские идеалы.

Каким бы странным это ни казалось, но многие из них верили в Бога, были крещеными, тайно посещали духовенство, крестили детей, исповедовались и причащались Святых Таин.

По сути, кодекс коммунистов был списан со Священного Писания. А человек, живущий идеалами светлого будущего, ради счастья других, непроизвольно задумывается о бессмертии души. Ведь вера в Бога заложена в человека Самим Богом. И нужен только толчок, чтобы вера открылась в душе и стала развиваться и крепнуть.

Покровский монастырь – очень благодатный, уникальный. Настоятельница – мудрейший человек. До сих пор вспоминаю о ней. Высокая, стройная, с царственной осанкой Маргарита (Зюкина; †19.12.2008) – Игуменья с большой буквы!

Несмотря на четырехклассное образование и простое происхождение (она родилась в 1928-м году в деревне под Курском), обладала внутренним благородством, особым монашеским смирением.

Была скромной во всём – и в одежде, и в обиходе, ненавидела позерство, органически не терпела парадности, торжественности, всякого напускного блеска. Ходила всегда в простых халатах, старалась быть в тени и особо не выделяться. Даже когда приезжала в Почаев, всегда находила какой-то незаметный уголок. Удивительный человек, настоящая молитвенница, носительница святоотеческого духа! Несмотря на свою занятость, она много читала, хорошо знала творения святых отцов и досконально – монашескую жизнь, так как с юных лет жила в монастыре. Игуменья Маргарита была духовной дочерью глинских старцев.

У меня поначалу с матушкой игуменьей были очень трудные взаимоотношения и много трений из-за моей светскости. Я то и дело противоречила, возражала, выражала свои умозаключения. В монастыре так не принято.

В монастыре я начала вести дневники, куда выплескивала свои эмоции и переживания. Так что могу легко воскресить ту атмосферу, заглянув в один из них.

– Вы помните день поступления в обитель?

– Поступила я в монастырь 15 февраля 1981 года. В то время множество желающих приходило в монастырь, сейчас столько не приходит, и матушка всех принимала, оформляла дворниками через профсоюз. У меня сохранилась справка, в которой сообщается, что я оформляюсь на работу дворником и обязуюсь хранить ведра и разный инвентарь, а внизу стоит профсоюзная печать.

Прошла все испытания и искушения, которые проходит каждая сестра: и ревность не по разуму, когда хочется поститься, молиться, и своеволие, и непослушание. Помню, как выстаивала все службы, не разрешая себе присесть, пока плохо не стало. Ведь начиталась книг святых отцов, и мне хотелось немедленно реализовать все подвиги в своей жизни.

Мне повезло, в обители были прекрасные духовники – протоиереи Феодор Шеремета, Михаил Бойко, Тимофей Шайдуров, архимандрит Игорь (Воронцов). Отец Михаил был очень реалистичным и быстро опускал нас с небес на землю. А отец Игорь был очень строгим монахом, мы его побаивались.

Отец Феодор обладал какой-то особой простотой и в то же время интеллигентностью. Был человек тонкого духовного интеллекта. Он не давал готовых ответов, а начинал вместе с тобой рассуждать и как бы подводил тебя к нужному решению. И вообще, вел себя с нами как с равными, допуская, что и сам может ошибаться. Не боялся признаться, что в данную минуту не знает ответа. Удивительный был человек. Чаще всего я к нему ходила на Исповедь.

Сейчас вспомнила двух стареньких монахинь: одну звали Геронтия, другую – Леонтия. Они даже похожи были друг на дружку. Очень любила их слушать. Удивительные были люди. Они нас духовно питали. Монахиня Викторина была очень жесткая, но верная. Как скажет: «Твое место на кладбище», – сначала рассердишься, а потом подумаешь: и правда, какое может быть постоянное место в монастыре, постоянное только на кладбище.

Было много смешных ситуаций. Например, выстраиваются послушницы на помазание одна за другой, ну, и новенькая пристроилась. И тут одна из них возмущается: «Ты чего впереди меня стала? Когда ты пришла в монастырь, я уже три дня на кухне посуду мыла…». Вот так было...

– Были проблемы во взаимоотношениях между поколениями?

– Дело в том, что массовый приход молодых послушниц в монастырь в 1980-е годы был воспринят пожилыми насельницами по-разному. Некоторые из них нас недолюбливали, возмущались нашим поведением: «Комсомолки поприходили», – говорили. Им не нравилось, что мы часто смеялись. Но ведь это молодость!

Помню, как мне говорили: «Надежда, ты чего идешь по монастырю и глазами туда-сюда во все стороны стреляешь? Ты должна взор вниз, в землю опустить!»

Наиболее «ревностные» пытались воспитать в нас этот псевдомонашеский стиль: глаза в землю, плечики опущены, каждому поклониться. Но этот стиль к нам не прививался. Идешь, потупив очи долу, увидишь кого-то из подруг, тут же остановишься поболтать. Но при игуменье мы себе такого не позволяли, старались следовать наставлениям старших монахинь.

Когда я зашла на территорию Покровского монастыря, увидела одну старенькую инокиню, которая несла какую-то еду в кастрюльке. Я взялась помочь и сопроводила ее к келлии. По дороге она спросила меня, не в монастырь ли я приехала поступать. И на мой утвердительный ответ сказала: «Я хочу тебе посоветовать, как нужно вести себя в монастыре, чтобы на тебя не было нареканий. Старайся никому не причинять зла. Пусть каждый от тебя слышит что-то хорошее, и всё делай так, чтобы в ответ слышать только слова благодарности. Это всегда принесет тебе что-то доброе. А главное, остерегайся кого-то обижать, потому что даже косые взгляды в твою сторону даром для тебя не пройдут».

Это напутствие вошло в меня, как ключ в замочную скважину, и я старалась выполнять ее наставления, даже когда меня несправедливо обижали, когда хотелось возразить, резко ответить. Это стало нормой моей жизни. Вот что значит добрый совет благодатного человека.

В рясофор меня игуменья одела через 4 года.

– Расскажите, как строится день игуменьи?

– Просыпаюсь, как правило, очень рано и первым делом осеняю себя крестным знамением, подхожу к иконному углу и прикладываюсь к образам Спасителя, Пресвятой Богородицы, Архангела Михаила, прошу благословения на грядущий день и предстоящие послушания. С молитвы, как у каждого монаха, начинается день…

Стараюсь в течение дня читать молитву Иисусову, Евангелие, Апостол. Очень люблю послания Апостола Павла. А изречение Апостола Иакова «вера без дел мертва» стало лейтмотивом моего служения. Глубоко разделяю эту мысль. Господь говорит: «Жатвы много, делателей мало...» (Мф. 9, 37). У меня всегда болит душа, когда читаю эти слова. В самом деле, как много нам надо еще сделать – огромное поле деятельности, и хочется побольше успеть!..

***

Время нашего пребывания в Одессе и общения подошло к концу. Мы покидали этот удивительный черноморский город с ощущением тепла от общения с прекрасным человеком – игуменьей Серафимой. И верили, что еще обязательно вернемся в прекрасную Одессу, в этот, как пел Леонид Утёсов, «в цветущих акациях город».

С игуменьей Серафимой (Шевчик)
беседовал диакон Сергий Герук

139