Собрания

Преимущественно в воскресные дни братия сходились в монастырях для бесед о духовных предметах. Один старец, жалуясь на свое время, так вспоминал о прежних собраниях иноков: «Когда прежде мы собирались вместе и говорили о душевной пользе, то составляли круги – круги и восходили на небо, а ныне мы собираемся для пересудов и влечем себя в глубокую пропасть»[1]. На этих собраниях иногда возникали вопросы, которые клонились более к удовлетворению любопытства, нежели к назиданию, и тогда опытные старцы старались прекращать их. Так, однажды скитские старцы собрались рассуждать о Мельхиседеке. Коприй воскликнул: «Горе тебе, Коприй! Ты оставил то, что Бог заповедал тебе делать, и испытуешь то, чего он не требует от тебя». Братия, услышав это, разошлись по келлиям[2].

В многолюдных общинах монахов, каковы были в Нитрийской горе и в Скиту, в этих собраниях решались дела, касающиеся всех иноков. Сзывал и распускал эти собрания старейший пресвитер[3]. В Нитрийской горе в конце IV века было восемь пресвитеров, но службу совершал один старший, прочие же не служили, не судили и не говорили поучений и только восседали с ним в собраниях[4]. Там была одна церковь, и очень обширная, другая выстроена была уже после для апосхитов, уклонившимися от православного учения[5]. В скиту на берегу озера при потоках вод было четыре церкви и четыре пресвитера[6]. В собраниях решающий голос имели только старейшие братия, другие хотя и присутствовали, но голоса не имели. По какому-то делу было собрание в келлиях, Евагрий стал говорить. Пресвитер заметил ему: «Ты сидишь здесь как странник»[7]. Предметом обсуждения в собраниях было: 1) Выбор пресвитеров, так отцы, жившие в келлиях, избрали в пресвитеры Исаака[8]. 2) Рассуждение о вопросах, касающихся веры. 3) Иногда собрание назначало по какому-либо случаю особые посты. 4) Чаще предметом совещаний на собраниях был суд над согрешившими братиями. Суду собрания подлежали те из иноков, которые и после падения, сделавшегося гласным, хотели оставаться среди братства. Кто не желал оставаться среди братства, тот во всякое время мог воротиться в мир, и это удаление в мир считалось само по себе самым тяжелым наказанием. Духовное совершенство, достигаемое трудными подвигами и долгою борьбою, располагало святых подвижников снисходительно судить грехи других в надежде их покаяния. Потому суд над согрешившими чаще отличался милостию.

Один брат в скиту впал в грех. Братия собрались судить его, послали за Моисеем; он не хотел идти. Тогда пресвитер послал сказать Моисею: «Тебя ждет собрание». Моисей взял худую корзину, насыпал в нее песку и нес ее с собою. «Это грехи мои, – говорил он, сыплются позади меня, но я не смотрю на них, и пришел теперь судить чужие грехи». Братия, ничего не сказав согрешившему, простили его[9]. Так же поступил Пиор, призванный в собрание судить грехи брата. Он пришел в собрание, неся за плечами суму, полную песку, а впереди корзину, в которой немного насыпано его. «Свои многие грехи, – говорил он, – оставил я позади, а о немногих грехах брата рассуждаю и осуждаю его. Лучше бы свои грехи носить впереди и просить у Бога прощения их». Отцы, выслушав это, сказали: «Вот путь спасения»[10].

Пример снисходительного суда к согрешившим подал сам основатель иночества Антоний Великий. С одним братом из обители Илии случилось искушение, и его выгнали и не хотели опять принять. Антоний послал его в монастырь со словами: «Буря застигла корабль на море, он потерял свой груз и с трудом спасся сам. А вы хотите потопить и то, что спаслось у берега»[11]. Монах был принят в обитель. – Один брат был обвиняем в грехе; он отрекался, но оправданий его не слушали. Пафнутий Кефала сказал тогда притчу: «На берегу реки видел я одного человека в грязи. Пришли некоторые помочь ему и по самую шею погрузили его». Антоний Великий сказал о Пафнутии: «Вот человек, могущий врачевать и спасать души»[12].

И другие отцы чаще руководились тем же духом снисхождения. Один брат за какой-то проступок выслан был пресвитером из церкви. Авва Виссарион встал и вышел вместе с ним, говоря: «И я также грешник»[13]. Раз Макарий Александрийский отлучил двух иноков от церкви за грех, и они ушли в село. Макарий Египетский не одобрил сего действия[14]. Кротостию и наставлениями старались старцы вразумлять согрешающих. Пресвитер скитский Исидор брал к себе слабых, нерадивых, ругателей, чтобы исправлять их кроткими мерами и терпением[15]. Если сами виновные просили себе наказания, то им назначали его для исправления их. Так, когда два инока, виновные в нарушении целомудрия, просили себе наказания, их на год заключили безвыходно пробыть в келлии, давая им по малой мере хлеба и воды в день[16]. Признавалось нужным употреблять строгие меры против тех, которые впадали в самомнение и самообольщение. Так, Валента, впавшего в самообольщение и не хотевшего принимать Святые Тайны, связали цепями и в продолжение года разнообразным унижением и суровою жизнию уврачевали. Ирона, впавшего в подобное же состояние, хотя некоторое время и содержали в цепях, но, не видя раскаяния, пустили, и он ушел в мир[17].

В Нитрийской горе употреблялись и легкие телесные наказания. Там в церкви были три пальмы, из которых на каждой висело по плети: одною наказывали монахов, другою воров, если они попадались, третьею странников, если они в чем-либо провинились. Виновных заставляли обнять пальму и, отсчитав по спине определенное число ударов, отпускали[18].

Хотя отцы строго хранили истинную веру и с еретиками запрещали входить в какое бы то ни было общение[19], но когда видели, что заблуждение, хотя бы и относительно главных догматов веры, происходило от простоты, старались врачевать кроткими мерами, видя при том, что и сам Бог не вменяет сего неведения. Один брат в скиту, великий подвижник, думал, что Тело Христово, принимаемое в Таинстве причащения, не есть действительное Тело Христово, а только образ (αντιτυπον). Два старца пришли к нему и просили его помолиться, чтобы Господь открыл, действительно ли преподается нам Тело Христово. По молитве старца чудное видение уверило его в сей истине, и он воскликнул: «Верую, Господи, что хлеб сей есть Тело Твое и чаша сия есть Кровь Твоя»[20]. Другой старец, живший в нижних странах Египта, по простоте говорил, что Мельхиседек – сын Божий. Кирилл, архиепископ Александрийский, зная, что старец творит чудеса, сказал ему: «У меня есть к тебе просьба: иногда помысл мне говорит, что Мельхиседек – сын Божий, а иногда я думаю, что он человек. Помолись Богу, да откроет Он тебе». Старец три дня молился и потом сказал Кириллу: «Мельхиседек – человек, как Бог открыл мне»[21]. Иногда и сами подвижники в молитве искали разрешения своих недоумений о предметах веры. Фока, колеблемый недоумением, где православие – у последователей ли Халкидонского Собора или у апосхитов, получил извещение свыше, что истинная вера есть вера отцев Халкидонского Собора[22].

Собрания иноков не обходились без горячих споров[23]. Потому некоторые избегали посещений их. Бывало и то, что решения принимались на этих собраниях не совсем правые. Старец Агафон, узнав раз о таком решении, пришел в собрание и сказал: «Вы неправо решили дело». – «Кто ты, что говоришь так?» – возразили ему монахи. «Сын человеческий, – отвечал он, – ибо написано: аще воистинну убо правду глаголете, правая судите сынове человечестии» (Пс. 57:2)[24].