16 августа — 20 лет со дня кончины одной из старейших насельниц возрожденной Полоцкой обители монахини Вениамины (Захаровой; 1908-2002)

16 августа 2022 года исполнилась 20-я годовщина со дня кончины монахини Вениамины (в миру Захаровой Анастасии Николаевны; 1908–2002). Она была одной из немногих полоцких монахинь, переживших разорение родной обители в 60-е годы прошлого века и дождавшихся возрождения Спасо-Евфросиниевского монастыря после гонений.

В монастырском архиве хранятся документы 40–60-х годов прошлого века, в которых отразился 20-летний период послевоенной истории Полоцкой обители. Текст написан от руки чернилами или набран на печатной машинке. Пожелтевшие листки бумаги содержат рапорты и прошения настоятельницы монастыря игумении Елевферии (Новиковой), резолюции Минских и Белорусских митрополитов, хозяйственные отчеты Полоцкого монастыря и списки его насельниц.

В списках за 1956 год содержится запись:

«Захарова Анастасия Николаевна (в рясофоре – Алевтина). Русская. Родилась 29 октября 1908 года в деревне Залоги Невельского района Великолукской области. Крестьянка. Образование домашнее, малограмотная. С 1922 года по 1935 год работала сторожем при церкви. Пришла в монастырь в 1949 году. Келейница игумении».

О своем возрасте монахиня Вениамина говорила, что по каким-то причинам в документах неточно написали год ее рождения, и что на самом деле она старше (примерно, с 1906 года).

Решение прийти в монастырь, наверное, давно зрело в душе юной Анастасии, потому что, несмотря на закрытие Спасо-Евфросиниевского монастыря в 1925 году, она предприняла эту попытку и пришла проситься в трудовую артель «Пеньки», которая жила по монастырскому уставу.

Справка: В 1925 году, когда обитель была закрыта, и все здания, принадлежавшие ей, переданы военному ведомству и различным государственным структурам, изгнанным из монастыря монахиням пришлось поселиться в домах родственников и прихожан. Некоторым удалось устроиться псаломщицами и певчими в православные храмы. Часть насельниц во главе с игуменией Еленой (Волковой) переехали на отведенный им участок земли из-под вырубленного леса, получивший название «Пеньки». Здесь была организована сельскохозяйственная артель, которая жила по монастырскому уставу. В этой местности в годы Первой мировой войны немцы вырубили и вывезли участок векового хвойного леса, оставив пустырь, усеянный пнями. Вокруг него находились деревни, поля которых примыкали к границам пустыря. Эти пни и дали название трудовой артели «Пеньки».

Прежде всего необходимо было выкорчевать часть огромных пней, занимавших все свободные от болот участки, пригодные для земледелия и постройки домов. Живые подробности этого тяжелого труда содержатся в воспоминаниях бывшей воспитанницы Спасского детского дома А. Ф. Червинской: «Корчевали пни вручную. Под огромные корни, которые обычно располагались в земле в горизонтальном положении, выкапывалась яма. В эту яму задвигали бревно и наваливались “всем миром”. Если корни не поддавались, их подрубали и еще раз подкапывали. Снова наваливались, и вот радостный крик: “Дыхает, дыхает”. Корень начинает вздрагивать все сильнее и сильнее и, наконец, под счастливые возгласы корчующих, из земли, как огромный паук, поднимается пень со своими корнями.

Раскорчёванные участки земли распахивались, и на них сеяли рожь, ячмень, овес, высаживали огородные культуры: картошку, капусту, морковь, репу, брюкву, лук, свеклу. Строились дома. Это были деревенские избы из круглых бревен, между которыми в пазах прокладывался белый мох сфагнум. Почти во всех домах были русские печи». Всего было построено девять домов. Соорудили скотный двор и другие хозяйственные помещения. Постепенно жизнь налаживалась. В одной из изб совершались богослужения, священника при этом не было. Прежние, служившие в монастыре, были или высланы, или расстреляны, других церквей в окрестностях уже не осталось.

Артельное хозяйство было большим: коровы, козы, лошади, куры. В пищу употребляли в основном плоды собственных трудов. Хлеб, очень вкусный, выпекали сами в русских печах на капустных листьях. Урожаи, за исключением некоторых дождливых лет, были хорошими. Вскоре в артель для обучения стали присылать студентов-практикантов из сельскохозяйственных вузов. В 1928 году в артели насчитывалось 35 человек.

Сюда и пришла будущая монахиня Вениамина. Однако игумения Елена выразила сомнение, что молодая девушка сможет понести такую тяжелую жизнь, и посоветовала ей дождаться лучших времен – может, когда-нибудь откроется обитель преподобной Евфросинии. Ждать пришлось почти 20 лет.

Много ей пришлось пережить за это время.

Она вспоминала, как однажды немцы проходили через деревню, где жила Анастасия. Рядом находилось поле, которое, вероятно, заминировали при отступлении советские войска. Немцы начали хватать первых попавшихся жителей деревни, чтобы пустить их впереди себя на мины. Среди них оказалась и Анастасия. Мать только успела дать ей в руки Казанскую икону Божией Матери. Матушка Вениамина вспоминала, как они шли по этому полю и молились, а немцы ехали за ними на мотоциклах. Люди дошли уже почти до конца поля, как немцы, решив, что опасность миновала, быстро поехали вперед. И тут раздался взрыв! Господь сохранил мирных жителей, а немцы получили по заслугам. Так Божия Матерь чудесным образом сохранила их от неминуемой смерти.

В архиве Полоцкой обители хранится деревянная фигурка Спасителя в терновом венце, которую Анастасия спасла из одной церкви, сгоревшей во время войны.

В Полоцкий монастырь Анастасия Захарова поступила в 1947 (1949) году. Как впоследствии она рассказывала, принимать ее не хотели, так как сами сестры жили в то время в очень стесненных условиях.

Интересные свидетельства об этом периоде оставил священник Полоцкого монастыря Владимир Синявский, который подробно описал в своем отчете за 1949 год состояние Спасо-Евфросиниевской обители:

«Пахотной земли всего лишь 2 га. Да и эта пахотная земля разработана упорным трудом… Вся земля обрабатывается сестрами лопатой за неимением лошади.

Все сестры обители преклонного возраста, от 60 до 70, 80, 87 лет… Многие из сестер страдают разными старческими недугами, будучи неспособными к физическому труду.

У многих обносилась одежда, недостает обуви приличной и прочего.

Между тем сестры неленостно выполняют свои правила келейные, посещая аккуратно церковь.

Несмотря на тлетворное влияние века сего, есть и желающие из мира поступить в число сестер, даже молодые летами, обещая с собою привести коров, в чем приходится отказывать за теснотою помещения общежительного и недостаточностью земли».

Вот рассказ монахини Вениамины, записанный с ее слов: «В 1947 году на Спасском храме крыли крышу, и мы с подругой помогали. Я просила Преподобную принять меня в свою обитель, если есть на то ее воля. “А если ты не примешь меня, – говорила матушка (тогда девица Анастасия), – то я пойду искать другую обитель”. И собрались мы с подругой в Киев. А ночью мне снится сон: из Спасского храма выходит Преподобная, берет меня за руку и ведет в храм. Привела, посадила возле своей раки на табуретку, сняла с меня платок и сказала: “Носи волосы на прямой пробор”. И сама мне волосы разобрала на пробор. Потом вывела меня из храма, а на улице все монашки стоят в ряд. Преподобная говорит им: “Сестры, возьмите эту девушку в монастырь”. А они хором ей: “Что ты, Матушка, у нас и так тесно!” Так отвечают Преподобной! Она им говорит: “Ничего, ничего, поместитесь”. Потом отвела меня опять в храм и говорит кому-то: “Приготовьте ей все на постриг”. Я думала, что сейчас меня постригут. Преподобная сняла со своей раки белую ткань и сказала: “Это будет тебе на камилавку”. А я говорю: “Матушка, я не хочу белую камилавку, хочу черную!” Преподобная накрыла меня этой тканью и сказала: “Ничего, белая тоже хорошо. А тебя монашки постригут”.

Ну и постригли меня, – смеется матушка Вениамина, – хорошо постригли. Много я скорбей перенесла. А матушка игумения Елевферия (Новикова) взяла меня, несмотря на то, что сестры не хотели. Но я не сразу была у нее келейницей, а два года жила со старицами. Потом уже матушка взяла меня к себе».

Показывая старые фотографии, монахиня Вениамина говорила келейнице: «Найди-ка меня!» И довольно улыбалась, когда та показывала на высокую широкоплечую инокиню со строгим выражением лица, в надвинутой на брови скуфейке. «Я же была богатырь, на голову выше всех!» И по возрасту (“всего” 40 лет!).

Анастасия Захарова была значительно моложе других насельниц. Поэтому игумения Елевферия назначала ее на самые тяжелые послушания: огород, заготовка дров. Через два года после поступления в монастырь послушница Анастасия стала келейницей игумении.

6 апреля 1951 года игумения Елевферия подает прошение на имя митрополита Минского и Белорусского Питирима о постриге в рясофор послушницы Анастасии Захаровой: «Послушница Захарова Анастасия Николаевна хорошего поведения, всю жизнь находилась при церкви; в монастыре прилежно и усердно относится к послушаниям». Резолюция митрополита была положительной. В рясофоре послушница Анастасия получила имя Алевтина.

В 1956 году игумения Елевферия в рапорте митрополиту предоставляет к постригу в мантию пятерых послушниц, в том числе рясофорную Алевтину Захарову. По неизвестной причине на тот момент постригли только послушниц, а инокине Алевтине отказали в постриге. Следующее прошение о постриге своей келейницы игумения Елевферия подала в декабре 1959 года, на что получила ответную резолюцию Патриарха: «Благословляется».

2 апреля 1960 года инокиня Алевтина была пострижена в монашество с именем Вениамина (день ее Ангела приходился на Неделю святых праотец). Постриг совершил казначей Минского епархиального управления иеромонах Михей (Хархаров)[1].

Матушка Вениамина совсем по-детски вспоминала о постриге: «Я свое имя не могла запомнить. И спрашиваю матушку Елевферию, зачем она мне такое трудное имя дала – никак не запомню. Тогда матушка мне на листочке написала “Вениамина”, и я ходила и повторяла. Так и выучила» (сама монахиня Вениамина не умела писать, а только читать).

Матушка Вениамина очень любила читать жития святых, причем все даты она называла по старому стилю. Так она просила: «Я хочу про Введение почитать, принеси мне чтение за ноябрь». Чаще всего она пересказывала житие преподобного Дулы-страстотерпца (память 28 июня). Жаль, что у нас тогда не было диктофона! На бумаге не выразить, с какими интонациями она передавала покаянные слова брата, виновного в клевете на святого: «И когда Дулу вязли на казнь, гэты брат бежал и крычал: “Дула нявинны! Дула нявинны!”» В разговорной речи матушки Вениамины, как и в речи большинства уроженцев белорусской деревни, чередовались элементы русского и белорусского диалекта, хотя она считала себя русской. Когда-то в молодости духовник предсказал ей: «У тебя будет крест Дулы». И, как рассказывала матушка Вениамина, ей в жизни пришлось перенести много клеветы, в том числе и в монастыре.

После закрытия Полоцкой обители в 1961 году монахиня Вениамина вынуждена была остаться в миру, чтобы досмотреть больную сестру, которая проживала в городе Невеле. Матушка Вениамина очень хотела вернуться в родную обитель. Однажды ей приснилась покойная игумения Елевферия и благословила возвращаться в Полоцк. Монахиня Вениамина выразила сомнение, сказав: «Кому я нужна, такая хворая»? Но игумения Елевферия настаивала и несколько раз повторила свое благословение: «А ты просись! Просись!»

Кто-то рассказал полоцким сестрам о монахине Вениамине и передал ее желание вернуться в монастырь. По благословению владыки Феодосия в 1998 году монахини приехали к ней в Невель. Они вспоминают, что домик у матушки был старенький, неухоженный, окна занавешены, потому что местные мальчишки хулиганили и стучали в них, чтобы попугать старушку. Несмотря на преклонный возраст, она топила русскую печь и сама пекла хлеб. Увидев полоцких монахинь на пороге своего старенького домика, она от радости бросилась к ним на шею, плакала и говорила, что это преподобная Евфросиния прислала их к ней. Так монахиня Вениамина вернулась в Полоцкую обитель.

Одна из насельниц монастыря вспоминала: «Когда ее привезли в обитель и подвели к мощам преподобной, она начала плакать и говорить: “Преподобная, матушка, неужели я к тебе вернулась? Неужели ты сподобила меня сюда вернуться?” И так без конца плакала и повторяла. Мы – все, кто там были – просто рыдали…»

В монастыре монахиня Вениамина терпеливо несла крест старческих немощей. Через четыре года, 16 августа 2002 года, она скончалась вследствие тяжелой болезни. Погребена на монастырском кладбище.

Вечная ей память!

[1] Архиепископ Михей (Хархаров; 1921-2005). Иеромонах Михей с 1960 года исполнял обязанности секретаря митрополита Минского и Белорусского Гурия (Егорова). В 1963-1969 годах был наместником Успенского Жировичского монастыря, с 1993 года – епископ, с 1995 – архиепископ Ярославский и Ростовский.

---

Источник: сайт Полоцкого монастыря